1956 год. 3-й класс. Начались смотры художественной самодеятельности. В моей жизни появились любимые фильмы. Долгожданный приём в пионеры. И папина война, которая снилась ему. Игры и забавы, конечно же, во дворе или на улице.
В 1957 году. Мы живём в Кировграде, я учусь в 4-м классе, учусь отлично, по-прежнему дерусь в ответ на дразнилки. выясняется, что Четвёртый завод спускаетс в речку Калатинку ядовитые ртутные отходы, и канава. по которой они текут пересекает нашу Октябрьскую улицу. Папа устанавливает брусья во дворе, и теперь есть где повисеть вниз головой и сделать 'лягушку'. Книги по-прежнему играют значительную роль в моей жизни;
1957 год. По-прежнему Кировград. Но с начала пятого класса начинается иная жизнь, жизнь подростка, полная противостоянию и товарищам по учёбе и, что особенно горько, семье. Одиночество в мире, с которым трудно смириться и которому невозможно подчиняться. Новые ощущения, половодье чувств. Начало жизни сердца
1958 год. Кировград. Пятый класс. Деятельное взаимодействие с миром и всё более глубокое погружение в свой внутренний мир. Книги и кино - вот основные инструменты познания и понимания жизни; Конфликты с одноклассниками; Любовь, занимающая всё больше места в голове и сердце;
1958-59 годы. Кировград. Шестой класс. Продолжается этап становление личности и взросление. Появляется склонность к литературной фантастике. Поэзия занимает всё большее место в голове и сердце. И по-прежнему, каждая, даже сама краткая встреча с ним, - событие неимоверной важности.
1959-60 год. Кировград. Седьмой класс. Взросление и сильная эмоциональность - жизнь сердца, где-то открытая, где-то прячущаяся в глубине души. Казалось, что продолжается время становления, но мысли, поступки и речи обретали всё большую глубину. Жизнь была сверх меры заполнена любовью, и всякое действие, всякое событие виделось сквозь призму любви;
1960-61 год. Кировград. Восьмой класс. Ранняя юность. У меня выковывается характер гордый и независимый. Нежелание подчиняться никому и ни в чём и, в то же время, стремление к лидерству во всём: в учёбе, в спорте, в межличностных отношениях с девочками в классе. Но в то же время сдержанность и осторожность в отношениях с Володей, сильное чувство к нему спрятано глубоко-глубоко;
1962 год. Качканар. Всесоюзная комсомольская стройка; Девятый класс. Ранняя юность. Живу под маской безудержного веселья и флирта. Нахожусь в центре внимания и даже принимаю участие в ВИА 'Девятый-бэ'; Пускаюсь во все тяжкие; Совершенно не нравлюсь себе. И школа не нравится. Учёба даётся слишком легко. Прошу родителей, чтобы отпустили меня в Кировград, доучиваться там в 10-м классе.
1962-63 годы. Кировград. Последний год в школе. 10-й класс; Тяжёлая жизнь. Начинаются размышления о жизненном задании человека; Зубрёжка отчасти помогает пережить то, что я вижу его с другой, и у них серьёзные отношения. Помогает волейбол и лыжный поход и разные поездки. Но всё равно я не снимаю маску, потому что сейчас НАДО быть гордой. А потом я уеду и больше никогда его не увижу.
Босняцкого я увидела лишь спустя вон сколько лет. Я шла в ЦДЛ, и на подходе к нему повстречался мне Босняцкий, только что оттуда, с собрания по поводу подписанной нашей страной Международной конвенции об авторских правах. Выходит, то был уже 1973 год. Он остановился, оперся на палку с замысловатым набалдашником. В песочного цвета элегантном костюме, весь из себя весенний, он одобрял конвенцию, и казалось, судя по искрящейся усмешке зеленоватых глаз, конвенция что-то ему сулила. Легким шагом, поигрывая палкой, он удалялся к Садовому кольцу, вполне, казалось, благополучный человек, что так редко встречается в среде нашей пишущей братии.
Через несколько лет до меня докатилось: Босняцкий покончил с собой. Оставил записку: "Не могу ни писать, ни читать".
А вот официальная заметка в Википедии.
БОСНЯЦКИЙ, Евгений Григорьевич [4(17).XII.1908, Петербург, - 11.I.1977, Москва] - русский советский писатель. Член Коммунистической партии с 1951. Родился в семье служащих. Работал слесарем, буровым мастером. В 30-е гг. печатал рассказы и очерки. Совместно с С. Урнисом под общим псевдонимом "Тихон Булавин" опубликовал сборник рассказов "Семейный альбом" (1939) и роман "Китайская стена" (1939). В романе "Иностранец" (1961) Б. показал трудную судьбу молодого белорусского крестьянина-эмигранта. Босняцкому принадлежит литературная запись книг А.Ф. Фёдорова "Подпольный обком действует" (кн.1-3, 1947-54) и Е.А. Мухиной "Восемь сантиметров. Из воспоминаний радистки-разведчицы" (1972-73).
Валентин Лукьянин о Дергачёве.
"Сложение усилий". Уральский литературный журнал и уральская филология
В редколлегии "Урала" "бажововеда" Батина сменил на посту литературного критика Иван Алексеевич Дергачев (1911- 1991). В то время он был доцентом кафедры литературы на филфаке УрГУ, но вскоре стал деканом факультета (опять-таки вслед за М.А. Батиным: тот ушел на повышение - на должность проректора по учебной работе). Слово "сменил" отражает здесь лишь формальную сторону события (да, собственно, никто так вопрос и не ставил): по существу Иван Алексеевич с самого начала ничуть не в меньшей степени, чем Батин, был идеологом журнала и тоже - дважды участником первого номера. Во-первых, он написал для номера еще одну программную статью - "Великий ленинский принцип" (возможно, читателю помоложе надо уже пояснить, что речь идет о принципе партийности литературы). Во-вторых, если Батин напомнил читателям "Урала" про Бажова, то Дергачев - про Д. Н. Мамина-Сибиряка, традиции которого, наряду с бажовскими, призван был развивать новорожденный журнал. "Напомнил" - это, конечно, звучит слабо, ибо на самом деле он привлек Д. Н. Мамина в авторы номера! Если сказать проще, отыскал в архиве и опубликовал в "Урале" маминскую повесть "Сорочья Похлебка" - даже не забытую, а совершенно не известную читателям, потому что никогда прежде она не печаталась и сохранилась в рукописи.
Так что очень "параллельно" выступили два лидера филологического факультета УрГУ в первом номере "Урала". Дотошный читатель может заинтересоваться: почему ж одного из них сразу ввели и в редколлегию, а другого нет? В документах причина не названа, а спросить уже не у кого. Правдоподобным кажется предположение, что "начальство" сочло неудобным привлекать к руководству писательским журналом сразу двух университетских доцентов - вроде надсмотрщиков к свободным художникам слова приставили. Однако и при таком объяснении остается вопрос: почему же из двоих поначалу предпочли именно Батина? Но тут ответ лежит на поверхности: к моменту учреждения "Урала" Михаил Адрианович был "проверен" как партийный функционер и состоял в Союзе писателей, а Иван Алексеевич не только в Союзе не состоял - он и членом КПСС тогда не был! Однако в дергачевском "не состоял" и "не был" не следует искать и тени инакомыслия: просто так у него сложились обстоятельства. А что касается "идейности" (как тогда выражались) - в этом отношении беспартийный Дергачев был не менее ортодоксален, нежели бывший партработник Батин. Конечно, в обкоме об этом прекрасно знали, поэтому когда М. А. Батин из редколлегии вышел, то решение насчет И.А. Дергачева приняли, я думаю, без колебаний. Впрочем, в 1964 году Иван Алексеевич вступил-таки в КПСС, а десятью годами позже - в СП СССР, после чего все окончательно стало соответствовать советскому канону.
Лекции И. А. Дергачева выделялись - богатством содержания, филологической культурой и четкой формой подачи. Помню, как по завершении им блестящего курса лекций по русской литературе первой половины XIX века мы, стоя, ему аплодировали - другого подобного случая не было в мои студенческие годы.
