Главным предметом на комоде был проигрыватель.

С некоторого времени, примерно года с 1960, появилась возможность на почте по каталогу выписывать виниловые пластинки со звукозаписями. Сколько пластинок мы навыписывали! В основном это была эстрадная музыка всех времён, кажется, серия называлась "Вокруг света".

Пели и танцевали под них. Самые любимые пластинки проигрывали по нескольку раз, поэтому до сих пор помню и мелодии, и песенки:

Нам осталось вернуться в коридорчик и оттуда зайти в последнюю комнату, где мы ещё не были, - гостиную.

В гостиной (это была действительно гостиная, т.е. комната для приёма гостей) в центре стоял большой круглый дубовый стол, который раздвигался, когда приходили гости, чтобы всем хватало места. В отсутствии гостей стол стоял у стены, на нём громоздились растения. В гостиной царствовали субтропики. Помню олеандр, который цвёл нежными, розовыми, прекрасно пахнущими цветами. Потом, правда, выяснилось, что он ядовит, но это не мешало нам наслаждаться ароматом его цветов. Помню несколько кипарисов, сначала они были маленькие, потом так выросли, что пришлось пересадить их в напольные кадки. В самом углу стояли неприхотливый, теневыносливый розан, и фикус. Куда мы дели все эти растения, когда переехали в Качканар, не знаю. Наверное, мама раздала приятельницам.

Над столом висела лампа под оранжевым абажуром, света было мало, и вечерами в комнатах царили желтоватые сумерки. В правом углу, вдоль стенки, разделяющей гостиную и кухню, стоял большой кожаный диван. Он был гладким, холодным и неуютным, но на нём, я помню, однажды вечером, я по радио впервые услышала "Лунную сонату" Бетховена.

С тех пор прозрачно струящиеся её звуки пробуждают во мне картину моего несчастливого отрочества: тёмная комната, зелёный огонёк приёмника, я сижу с ногами на холодном диване, бесконечно одинокая, сижу и плачу под эту музыку. Ну, ладно… "Мы все в эти годы любили, но мало любили нас". Стоило ли плакать?

  

Над диваном висела картина, изображающая папину семью в 1926 году. Как папа говорил, никто на себя не был похож. Рисовал картину палехский богомаз Чикурин.

Однажды папа посадил нас с Наташей перед картиной и сфотографировал.

Теперь только благодаря этому снимку можно получить представление о картине, поскольку сама картина была уже после смерти папы сожжена в печке на даче Мурашкиных в Лампово.