1956 год. 3-й класс. Начались смотры художественной самодеятельности. В моей жизни появились любимые фильмы. Долгожданный приём в пионеры. И папина война, которая снилась ему. Игры и забавы, конечно же, во дворе или на улице.
В 1957 году. Мы живём в Кировграде, я учусь в 4-м классе, учусь отлично, по-прежнему дерусь в ответ на дразнилки. выясняется, что Четвёртый завод спускаетс в речку Калатинку ядовитые ртутные отходы, и канава. по которой они текут пересекает нашу Октябрьскую улицу. Папа устанавливает брусья во дворе, и теперь есть где повисеть вниз головой и сделать 'лягушку'. Книги по-прежнему играют значительную роль в моей жизни;
1957 год. По-прежнему Кировград. Но с начала пятого класса начинается иная жизнь, жизнь подростка, полная противостоянию и товарищам по учёбе и, что особенно горько, семье. Одиночество в мире, с которым трудно смириться и которому невозможно подчиняться. Новые ощущения, половодье чувств. Начало жизни сердца
1958 год. Кировград. Пятый класс. Деятельное взаимодействие с миром и всё более глубокое погружение в свой внутренний мир. Книги и кино - вот основные инструменты познания и понимания жизни; Конфликты с одноклассниками; Любовь, занимающая всё больше места в голове и сердце;
1958-59 годы. Кировград. Шестой класс. Продолжается этап становление личности и взросление. Появляется склонность к литературной фантастике. Поэзия занимает всё большее место в голове и сердце. И по-прежнему, каждая, даже сама краткая встреча с ним, - событие неимоверной важности.
1959-60 год. Кировград. Седьмой класс. Взросление и сильная эмоциональность - жизнь сердца, где-то открытая, где-то прячущаяся в глубине души. Казалось, что продолжается время становления, но мысли, поступки и речи обретали всё большую глубину. Жизнь была сверх меры заполнена любовью, и всякое действие, всякое событие виделось сквозь призму любви;
1960-61 год. Кировград. Восьмой класс. Ранняя юность. У меня выковывается характер гордый и независимый. Нежелание подчиняться никому и ни в чём и, в то же время, стремление к лидерству во всём: в учёбе, в спорте, в межличностных отношениях с девочками в классе. Но в то же время сдержанность и осторожность в отношениях с Володей, сильное чувство к нему спрятано глубоко-глубоко;
1962 год. Качканар. Всесоюзная комсомольская стройка; Девятый класс. Ранняя юность. Живу под маской безудержного веселья и флирта. Нахожусь в центре внимания и даже принимаю участие в ВИА 'Девятый-бэ'; Пускаюсь во все тяжкие; Совершенно не нравлюсь себе. И школа не нравится. Учёба даётся слишком легко. Прошу родителей, чтобы отпустили меня в Кировград, доучиваться там в 10-м классе.
1962-63 годы. Кировград. Последний год в школе. 10-й класс; Тяжёлая жизнь. Начинаются размышления о жизненном задании человека; Зубрёжка отчасти помогает пережить то, что я вижу его с другой, и у них серьёзные отношения. Помогает волейбол и лыжный поход и разные поездки. Но всё равно я не снимаю маску, потому что сейчас НАДО быть гордой. А потом я уеду и больше никогда его не увижу.
Почему-то папа считал, что на этой кровати я быстрее выздоравливаю. Когда была совсем маленькая, он рассказывал мне придуманные им сказки, поил меня молоком с мёдом, маслом и содой (ненавидела ужасно!). Еще меня лечили пережженным сахаром, разбавленным кагором (прекрасная вещь!). В общем, болеть было приятно, если бы не потолок, который всё опускался и опускался вниз, пытаясь раздавить меня. "Это температура, - говорил папа. - Поспи, и всё пройдёт".
Родительская кровать была двуспальная с панцирной сеткой и шишечками, которые я откручивала, когда лежала больная с температурой, Шишечки, вернее, шарики, были холодненькие. Приятно было прижать их к горячей щеке. Лежала я на родительской кровати днём, а на ночь меня возвращали в детскую.
Когда температура спадала, хорошо было попрыгать на пружинящей панцирной сетке, как на батуте. Оговорюсь, что во времена нашего детства мы не знали батутов.
Еще одним замечательным предметом в спальне было трюмо, у которого мама прихорашивалась перед выходом. Трюмо покоилось на подзеркальнике, застеленном дорожкой с вышивкой, называемой "ришелье".
Как сейчас помню: лето, мама надевает белое штапельное платье с синими-синими васильками, точно такими, как её глаза, укладывает волосы двумя валиками по обе стороны прямого пробора и скрепляет их большими витыми металлическими заколками, потом убирает волосы с шеи и тоже закалывает их пучком на затылке.
