1956 год. 3-й класс. Начались смотры художественной самодеятельности. В моей жизни появились любимые фильмы. Долгожданный приём в пионеры. И папина война, которая снилась ему. Игры и забавы, конечно же, во дворе или на улице.
В 1957 году. Мы живём в Кировграде, я учусь в 4-м классе, учусь отлично, по-прежнему дерусь в ответ на дразнилки. выясняется, что Четвёртый завод спускаетс в речку Калатинку ядовитые ртутные отходы, и канава. по которой они текут пересекает нашу Октябрьскую улицу. Папа устанавливает брусья во дворе, и теперь есть где повисеть вниз головой и сделать 'лягушку'. Книги по-прежнему играют значительную роль в моей жизни;
1957 год. По-прежнему Кировград. Но с начала пятого класса начинается иная жизнь, жизнь подростка, полная противостоянию и товарищам по учёбе и, что особенно горько, семье. Одиночество в мире, с которым трудно смириться и которому невозможно подчиняться. Новые ощущения, половодье чувств. Начало жизни сердца
1958 год. Кировград. Пятый класс. Деятельное взаимодействие с миром и всё более глубокое погружение в свой внутренний мир. Книги и кино - вот основные инструменты познания и понимания жизни; Конфликты с одноклассниками; Любовь, занимающая всё больше места в голове и сердце;
1958-59 годы. Кировград. Шестой класс. Продолжается этап становление личности и взросление. Появляется склонность к литературной фантастике. Поэзия занимает всё большее место в голове и сердце. И по-прежнему, каждая, даже сама краткая встреча с ним, - событие неимоверной важности.
1959-60 год. Кировград. Седьмой класс. Взросление и сильная эмоциональность - жизнь сердца, где-то открытая, где-то прячущаяся в глубине души. Казалось, что продолжается время становления, но мысли, поступки и речи обретали всё большую глубину. Жизнь была сверх меры заполнена любовью, и всякое действие, всякое событие виделось сквозь призму любви;
1960-61 год. Кировград. Восьмой класс. Ранняя юность. У меня выковывается характер гордый и независимый. Нежелание подчиняться никому и ни в чём и, в то же время, стремление к лидерству во всём: в учёбе, в спорте, в межличностных отношениях с девочками в классе. Но в то же время сдержанность и осторожность в отношениях с Володей, сильное чувство к нему спрятано глубоко-глубоко;
1962 год. Качканар. Всесоюзная комсомольская стройка; Девятый класс. Ранняя юность. Живу под маской безудержного веселья и флирта. Нахожусь в центре внимания и даже принимаю участие в ВИА 'Девятый-бэ'; Пускаюсь во все тяжкие; Совершенно не нравлюсь себе. И школа не нравится. Учёба даётся слишком легко. Прошу родителей, чтобы отпустили меня в Кировград, доучиваться там в 10-м классе.
1962-63 годы. Кировград. Последний год в школе. 10-й класс; Тяжёлая жизнь. Начинаются размышления о жизненном задании человека; Зубрёжка отчасти помогает пережить то, что я вижу его с другой, и у них серьёзные отношения. Помогает волейбол и лыжный поход и разные поездки. Но всё равно я не снимаю маску, потому что сейчас НАДО быть гордой. А потом я уеду и больше никогда его не увижу.
В начале февраля на каникулы приехал Слава Карачунский. И сразу же к нему пришли его друзья Володя Глушков, Боря Петров, Витя Грошев, в комнатах стало шумно: смех, студенческие байки и анекдоты, песни под баян, на котором Слава играл весьма прилично. Не помню, говорила ли я о "Венгерском танце" Листа, который врезался мне в память именно в Славкином исполнении.
Однажды вечером пришёл Володя и, проходя из прихожей мимо "моей" комнаты, увидел меня через открытую дверь. Я сидела у окна, за письменным столом и писала письмо домой. Он поздоровался. Я поднялась ему навстречу. Он окинул меня взглядом и сделал комплимент. На мне было ситцевое платье, чёрное, в мелкий цветочек. Юбка пышная, как носили в то время, на талии поясок, белые кружевные манжеты и воротничок. Да, наверное, я в тот момент выглядела привлекательно, потому что он не продолжил свой путь в зал, откуда доносились голоса ребят, а вошёл в комнату.
Разговорились. Мы стояли у двери, Володя полуприкрыл её, и мы оказались в углу, между дверью и стеной комнаты. Он спросил, люблю ли я Есенина. Я сказала, что очень люблю и прочитала ему несколько строчек из "Анны Снегиной":
"Когда-то у той, вон, калитки мне было шестнадцать лет,
И девушка в белой накидке сказала мне ласково "Нет".
Далёкие, милые были… Тот облик во мне не угас.
Мы все в эти годы любили, но мало любили нас".
Он посмотрел на меня каким-то особенным взглядом и сказал: "Это почти начало, а в конце совсем другое: "Мы все в эти годы любили, так значит, любили и нас". Я покраснела, а он, опустив глаза, начал читать стихотворение "Отговорила роща золотая". И когда он произнёс слова: "Стою один среди долины голой, и журавлей уносит ветер вдаль…" мне стало вдруг жаль его. Я почувствовала его одиночество, и оно было сродни моему. Внутренне мы были очень похожи. Брат и сестра.
Закончив читать, Володя опять грустно посмотрел на меня и, как мне показалось, потянулся ко мне. Ещё несколько секунд, и он бы поцеловал меня, но из зала его позвали, он тряхнул головой, выпустил ручку двери и ушёл.
