1956 год. 3-й класс. Начались смотры художественной самодеятельности. В моей жизни появились любимые фильмы. Долгожданный приём в пионеры. И папина война, которая снилась ему. Игры и забавы, конечно же, во дворе или на улице.
В 1957 году. Мы живём в Кировграде, я учусь в 4-м классе, учусь отлично, по-прежнему дерусь в ответ на дразнилки. выясняется, что Четвёртый завод спускаетс в речку Калатинку ядовитые ртутные отходы, и канава. по которой они текут пересекает нашу Октябрьскую улицу. Папа устанавливает брусья во дворе, и теперь есть где повисеть вниз головой и сделать 'лягушку'. Книги по-прежнему играют значительную роль в моей жизни;
1957 год. По-прежнему Кировград. Но с начала пятого класса начинается иная жизнь, жизнь подростка, полная противостоянию и товарищам по учёбе и, что особенно горько, семье. Одиночество в мире, с которым трудно смириться и которому невозможно подчиняться. Новые ощущения, половодье чувств. Начало жизни сердца
1958 год. Кировград. Пятый класс. Деятельное взаимодействие с миром и всё более глубокое погружение в свой внутренний мир. Книги и кино - вот основные инструменты познания и понимания жизни; Конфликты с одноклассниками; Любовь, занимающая всё больше места в голове и сердце;
1958-59 годы. Кировград. Шестой класс. Продолжается этап становление личности и взросление. Появляется склонность к литературной фантастике. Поэзия занимает всё большее место в голове и сердце. И по-прежнему, каждая, даже сама краткая встреча с ним, - событие неимоверной важности.
1959-60 год. Кировград. Седьмой класс. Взросление и сильная эмоциональность - жизнь сердца, где-то открытая, где-то прячущаяся в глубине души. Казалось, что продолжается время становления, но мысли, поступки и речи обретали всё большую глубину. Жизнь была сверх меры заполнена любовью, и всякое действие, всякое событие виделось сквозь призму любви;
1960-61 год. Кировград. Восьмой класс. Ранняя юность. У меня выковывается характер гордый и независимый. Нежелание подчиняться никому и ни в чём и, в то же время, стремление к лидерству во всём: в учёбе, в спорте, в межличностных отношениях с девочками в классе. Но в то же время сдержанность и осторожность в отношениях с Володей, сильное чувство к нему спрятано глубоко-глубоко;
1962 год. Качканар. Всесоюзная комсомольская стройка; Девятый класс. Ранняя юность. Живу под маской безудержного веселья и флирта. Нахожусь в центре внимания и даже принимаю участие в ВИА 'Девятый-бэ'; Пускаюсь во все тяжкие; Совершенно не нравлюсь себе. И школа не нравится. Учёба даётся слишком легко. Прошу родителей, чтобы отпустили меня в Кировград, доучиваться там в 10-м классе.
1962-63 годы. Кировград. Последний год в школе. 10-й класс; Тяжёлая жизнь. Начинаются размышления о жизненном задании человека; Зубрёжка отчасти помогает пережить то, что я вижу его с другой, и у них серьёзные отношения. Помогает волейбол и лыжный поход и разные поездки. Но всё равно я не снимаю маску, потому что сейчас НАДО быть гордой. А потом я уеду и больше никогда его не увижу.
Каникулы я проводила дома, в Качканаре. Особенно запомнилась мне поездка в Качканар на осенних каникулах. Я тщательно оделась: белая шапочка, белые рукавички, белые чулочки, белые ботиночки немного скрашивали моё тяжёлое и толстое зелёное зимнее пальто. Взяв в руки балетку (так назывался небольшой чемоданчик размером с сумку средних размеров) я отправилась на автобусную станцию. Она располагалась рядом с "Узловой", в устье Октябрьской улицы.
На улице стоял страшный мороз. Пока я добиралась до автостанции, успела основательно промёрзнуть, а предстояло ещё дождаться автобуса. На автобусе я планировала доехать до Невьянска, там проходила магистральная железная дорога, соединявшая Свердловск с Нижним Тагилом и далее с Нижней Турой.
Стою я на остановке, коленок уже не чувствую, пальцев рук - тоже. Начала сначала ходить туда-сюда, потом прыгать на месте. Автобус пришёл, наконец-то, но в нём тоже было очень холодно. И когда в Невьянске я села на электричку, то отходящие от мороза конечности болели нестерпимо.
Собственно, это была не электричка, а пригородный поезд с отдельными мягкими сиденьями, в которых так удобно было полулежать, откинув спинку. Я расположилась со всеми удобствами, и так мне стало тепло и уютно, что я решила не выходить в Нижнем Тагиле, где предстояло дожидаться ночного поезда на Качканар, а проехать до Нижней Туры, от которой до Качканара оставалось всего 30км. Решение было, конечно, авантюрное, но так хотелось поскорее добраться до дома, что я рискнула.
Около 10 часов вечера я вышла из поезда в Нижней Туре и стала оглядываться, не поедет ли кто-нибудь в сторону Качканара. Ко мне подошла девушка, приехавшая той же электричкой и тоже намеревавшаяся добраться до Качканара. И всё. Площадь быстро опустела, никаких машин в сторону Качканара не было видно. Тогда мы с этой девушкой решили пойти пешком. Только подумайте: 30 километров пешком по морозу! Километра два мы с ней прошли, нагоняет нас газик. Оказалось, что из Туры возвращался в Качканар какой-то мелкий начальник. Спросили нас, кто мы такие, и взяли в машину. В газике они ехали вдвоём с шофёром, так что и для нас место нашлось.
Всю дорогу они в два голоса нас ругали за то, что мы пошли, стращали и волками, и беглыми зеками. И действительно, по обочинам дороги шла ограда в два ряда колючей проволоки с воткнутыми среди колючки вышками. Это были колонии для заключённых. Как мы здесь намеревались пройти, уму непостижимо. Часовые могли бы начать стрелять. Мы, притихшие, сидели и во все глаза глядели на то, как зоны сменялись высоченным лесом, и, кажется, только теперь и начали понимать всю безрассудность идеи пешком добраться до Качканара.
Домой я попала после 11-ти вечера. В окнах нашей квартиры свет уже не горел. Перебудила всех своих домашних. Но, всё равно, они были рады моему появлению. Рассказала, как добиралась. Мама ахала и всплёскивала руками, а папа сказал: "Молодец, дочка. Вся в меня. Я тоже… И помни: в трудных ситуациях надо действовать решительно. Тогда обстоятельства тебе подчинятся". Всё-таки мой папа был в значительной степени мистиком!
