Катя была в замешательстве. Просто так сойтись, как это советовала ей мать, советовали знакомые и как этого с нетерпением ждали родственники, было нельзя. В наших с ней отношениях должна быть полная ясность, откровенность и чистота. И для этого вовсе не обязательно было собирать родственные форумы и на них заниматься самобичеванием и выворачиванием души наизнанку. Мы бы сумели с этим справиться один на один. Всё было бы так, но между нами зияла пропасть, которую мы создали сами: я - тем, что не давал весточки о себе, Катя - своим письмом, полным неприятия. Надо было наводить мосты. Мы должны были заново полюбить друг друга, никуда от этого не деться, нас навсегда связал Шурик, наш сын.

Елена Михайловна вызвала мужиков из сеней и, суетясь, стала собирать стол: ставила огурцы, капусту, грибочки и запотевший графин с водкой. Заходя за занавеску, она говорила Кате, укрывшейся там:

- И что это за жизнь у тебя такая непонятная? Помирились бы вы уж, что ли. Мало ли что случается у других, дак живут же. Мальчонку-то хоть пожалейте. Шурик такой умненький. Читать сам пробует, я не учу… Прочту ему какую сказку, он через минуту слово в слово выложит.

Мы с Малыгиным в дверях курили до обжигания губ.

Я рассеянным взглядом рассматривал знакомое убранство передней комнаты: большую русскую печь с лежанкой, полати под потолком, лавки вдоль окон, стены, оклеенные полосатыми обоями с оттиском золотистой белки, грызущей кедровую шишку. Десятки и сотни этих белок с интересом смотрели на собравшихся за столом.

В избу вбежал и юркнул за занавеску к бабушке черномазый пацан.

"Шурик, сын мой", - подумал я.

Из-за занавески слышался разговор бабы Ели с Шуриком.

- Иди, скажи: "Здравствуй, папа", - подучивала внука бабушка. - Иди, не бойся. Скажи: "Здравствуй, папа Серёжа!" Конфетку дам, иди.

- Он чужой, - упрямо бубнил пацан.

- Иди скорее. Он ждёт. Он тебя поцелует, даст пистолет.

Занавеска заколыхалась, и несмело - палец во рту - показался черномазый Шурик. Он поглядел на мать с дядей Борей, сидевших за столом рядом, увидел меня в военном и по-своему разрешил трудную задачу, как подойти ко мне.

Он кинул на пол деревянную катушку от ниток, та покатилась, а Шурик побежал за ней и - попал прямо ко мне в объятия.

Я пошарил в карманах: что бы такое подарить сыну? Ничего, как на грех, не было. Только в маленьком карманчике брюк я обнаружил чёрненький пластмассовый пистон. Немало подивился я находке: и как только она попала туда? Это был мой военный опознавательный знак - "смертный номерок". Выдавались они на передовой каждому. Мало ли что в бою случалось с человеком: могли убить или покалечить до неузнаваемости. И если документов нет, то определить личность искалеченного и истерзанного помогал этот самый "смертный номерок". Для того он и выдавался. В пластмассовый пистон была вложена бумажка с несколькими словами: именем, фамилией, отчеством, годом рождения, местом рождения и воинским званием.