- Опять - сорок пять - за рыбу деньги! Собачьего жира я тебе достану через салотопню Мыловаренного завода. Кое-какое знакомство я там приобрёл. С крышей исполком поможет. А на детишек добьёмся материальной помощи. Что остаётся? Самогон?

- Не уговаривай, Сергей. Есть идея. За один рейс с мануфактурой на Украину - пять кусков сразу.

- Да ничего подобного. Поверь, я пробовал. Давай, пошли - шире шаг!

 

Твердохлебовы жили в своём домишке на соседней, тоже Пушкинской, улице.

Мы с Володей, обходя многочисленные "забегаловки" и ларьки с водкой и закуской тут же, добрались до Твердохлебовых только в конце дня.

- Тётка Василиса, здравствуйте! - прокричал я, увидев у дома толстую громадную бабу, известную всему городу скандалистку, приёмщицу молока. - Привёл вашего добытчика, базарного героя. Не узнаёте, что ли?

- Никак Серёга, Ивана Басова сын? - Василиса смотрела на нас, бредущих, из-под руки, как против солнца. - Слыхала про тебя… Отчаянной… Прибился, наконец-то, к дому. С женой-то сошёлся или спина в спину? Говорили, Мария Ефимовна себе невестку присматривает.

- Устарела твоя информация, тётка Василиса, - бодро отозвался я. - На этом фронте у меня полный порядок.

- Где ж ты пропадал-то, Серёга?

- По госпиталям мотался, потом на Украину ездил, горилку пить, не понравилось - шутил я.

- Без руки, а духом не пал, как наш. Легко по жизни идёшь - в отца. Ну, дай тебе Бог! Хоть бы нашего вразумил. Он до войны-то петушком бегал по исполкомовским коридорам. А как на войне насыпали соли под хвост, превратился в мокрую курицу.

- Он больше не будет пить, тётка Василиса, - вступился я за Володю. - Он мне слово дал фронтовое.

- Зарекалась свинья в грязи не валяться, да в первой же луже… Фронтовое… Он уж давал и передавал всяких слов. Нельзя ему пить, хлипкий он по натуре, в отца покойного. Бывало, того подберу пьяненького на улице, взвалю на закорки и тащу до дома.