Когда лист "синьки" был весь исчерчен эскизными набросками и исписан расчётами, я приступил к составлению спецификации. Вот за этой работой меня и застал главврач больницы.

- А ну-ка, больной, покажите, чем это вы тут так усердно и прилежно занимаетесь? - потребовал он показать бумагу.

Был главврач чем-то похож на того врача Дебреценского госпиталя, которого прозвали "Грозным". Он был мал, придирчив, взыскателен, к тому же ещё и близорук.

- Вы чертите?! Запрещаю! Вы, милейший, забыли, что мы вам сделали сложнейшую операцию вблизи сердца. Забыли?

- Мне уже лучше, товарищ главврач, - просительно сказал я.

Я уже однажды схватывался с главврачом из-за прогулки в коридоре и усвоил, что он - как противник - серьёзный и решительный. Но пока он не принял решения, остаётся надежда его уговорить, уломать. А если уж принял, то никакие резоны не сработают.

- Черчение для меня - истинный отдых, - продолжал я. - Забывается даже боль в ране.

- Поди-ка ты, забывается! - хмыкнул главврач и глянул на Евгению Антоновну. - Можно сказать, что мы вас почти из лап смерти вытащили. Если бы не Евгения Антоновна с её золотыми руками… Черчением он лечится! Запрещаю и отбираю. Никаких бумаг ему не давать, - произнёс он приговор, и врачебный обход двинулся в другую палату. Чертёж главврач унёс с собой.

Я часа полтора расхаживал по палате, потом попросил у сестры какую-нибудь книгу.

- Беллетристики нет, вся на руках, - ответила медсестра.

- А что есть?

- Книги по медицине. Ну, они вас вряд ли заинтересуют. Так принести или нет?

- Принесите, пожалуйста. Мне всё равно что читать, лишь бы нервы успокоить.

На несколько дней проблема тишины в нашей палате была решена.

 

Главврач, немного удивлённый тем, что я не буяню, заглянул ко мне в палату.

- Ну, как мы теперь поживаем? - спросил он, ожидая увидеть на моём лице недовольство.

- Ничего, товарищ главврач, живём помаленьку, - ответил я, с трудом скрыв радость в глазах.