Иона Соломонович Гольдштейн - человек с большим размахом. За какое бы дело он ни брался, маленькое у него тотчас превращалось в большое, а большое - в великое. Он никак не умел и не мог ограничить себя какими-либо рамками. Если он отправлялся в командировку, то только на самолёте. Если посылал телеграмму, то это была "молния". Если заказывал переговоры по телефону, то непременно "срочные". Зато он мог "достать" абсолютно всё.

Елисеев знал характер своего зама по общим вопросам и снабжению и поручал ему только самые экстренные дела, не терпящие отлагательств, и не считался с расходами.

 

Как-то накануне войны спохватились общественные организации на заводе и в городе. Год был на исходе, а средства на культпросвет работу и благоустройство оставались неизрасходованными, иначе говоря, пропадали.

Тогдашний директор - Дмитрий Сергеевич Неустроев - поручил Гольдштейну реализовать средства.

Иона Соломонович самолётом вылетел в Москву. Через неделю стали поступать в Красноуральск вагоны с гипсовыми скульптурными изделиями московских кустарно-промысловых мастерских. Сто тысяч рублей были "освоены". Территории завода и города украсились хрупкими, белоснежными, но аляповато сделанными и бессмысленно расставленными скульптурами.

Дорога от проходной до механического цеха, самая оживлённая магистраль внутри завода была утыкана гипсовыми "рюмками" - цветочницами на деревянных пьедесталах. К Новому году в цветочницы насыпали песка и вставили ёлочки. Получилось красиво. К весне половина чаш была оббита машинами, рабочие использовали их как пепельницы, проходя мимо, навтыкали окурков.

По городу, по его медьзаводской части, в сквериках домов, у Дворца Культуры, в детсаду и в школе, стаями и в одиночку стояли статуи физкультурников, бросающих диски; футболистов, забивающих мячи; теннисистов с ракетками; пограничников с собаками; матерей с грудными детьми.

Гольдштейн, встречая делегации родственных заводов, обязательно водил их по улицам и скверам, показывая статуи, чаши, рюмки.

Ещё Иона Соломонович прославился на поприще озеленения города.

Уральский Север - край легко ранимой экологии. Структура почвенного слоя здесь образуется медленно, десятилетиями, а то и веками. На повреждённых участках - как ни старайся - ничего не растёт. Прошло 20лет как закончилось строительство завода, но город стоял голый, без единого деревца.

Гольдштейн решил озеленить скверик перед Красным домом. Привлёк директора зеленхоза Булгакова. Дело началось с размахом и блеском. Навозили грунта. Из Мичуринска прибыло несколько вагонов саженцев клёнов, яблоней, ясеней и дубов. Уж если выращивать деревья так широколиственные, как на Юге. В первой же газовой атаке все деревья погибли. К весне пришлось все деревья выкопать, и скверик представлял собой жалкое зрелище. Осенью прибыли деревья трёхлетки. И они погибли. А скверик стали называть "Золотой сквер". Только позднее он стал "Майским" по имени Мая Васильевича Булгакова.

Каждый год повторялось одно и то же. Осенью деревья высаживались, весной выкапывались. В сквере перебывали все породы деревьев, какие только существовали в питомниках. Тут надо было сажать газоустойчивые тополя и акации, что и было сделано позднее.

Из сквера зелёные насаждения перекочевали по всему проспекту Кирова, и городок позеленел.