На Кольке гвардейский мундир с малиновыми кантами и камуфляжные, заправленные в сапоги, брюки
- Колька! Ты?!
Парень живо обернулся.
- Командир! Ты ли?! Живой! - заорал он от радости.- Живой!!! - облапил он меня. - А говорили, что тебя коновалы зарезали.
Он осторожно отвёл свою руку, ощутив мёртвую жёсткость протеза
- Как ребята? Живы? - спрашивал я.
- Что им сделается! На фронте - не в медсанбате. Кругом приятели. Выручат. Не пропадёшь. А мы тебя, товарищ командир, всё время вспоминали… Старшина, тот тебя к святым причислил, перевёл на небесное довольствие. Но гвардейские сто грамм в твою кружку всё же каждый раз наливал… до самого конца войны.
- Ничего не поделаешь, святые меня не приняли. Сказали: куда такому грешнику в рай? - шутил я. - У нас, на Небесах, весь народ тихий да смирный, не надо нам такого разбойника.
Мы оба рассмеялись.
- Но если бы один услужливый приятель вздумал меня ещё в какой-то госпиталь перебросить, тогда бы я точно богу душу отдал.
- Я же думал так лучше, - понял намёк Колька.
Призрак войны повис над нами. Мы вспомнили как… Колька рассказывал.
- Скажи по правде, - выпытывал я у медсестры, жгутом перетянувшей мне руку выше локтя. - Калекой останусь?
- Вылечат, - уклонялась она от ответа. - Если довезут. Большая кровопотеря.
- Довезут! - крикнул Колька. Он стоял за спиной медсестры и смотрел, что со мной делают.
- Вам что здесь нужно? - закричала на него медсестра.
Колька не стал с ней вступать в перебранку. Он подогнал трофейный бронетранспортёр и на нём домчал меня в санбат, а сам уселся у двери.
Прождав час, Колька решил зайти попрощаться. Выждал, когда, хлопнув дверью, прошёл полковник, и несмело втиснулся в дверь.
В коридоре белохалатная суетня. Было похоже, что они к чему-то готовились. Он увидел, как двое санитаров в марлевых повязках выносили меня из палаты, направляясь в операционную. "Не помог, видно, полковник", - подумал Колька. Он видел, что я - как был в маскхалате поверх формы и с разрезанным до плеча правым рукавом - так и остался. "Не раздевали, - подумал Колька. - Торопятся".
От толчка носилки зацепились за дверь. Я открыл глаза, медленно повёл глазами по стенам операционной, по лицу Кольки.
- Куда несёте? - закричал я. - сказал: не дам! Не дам! Колька?! Сержант…
Мой крик прозвучал для Кольки приказом. Смутно помнил он, что произошло потом. В памяти остались только застывшие от страха санитары, оглушённые автоматной очередью в потолок. Колька на своём бронетранспортёре домчал меня в первый попавшийся на дороге полевой госпиталь. Сдал.
И с тех пор он не имел обо мне никаких известий.
- Коля, ты ведь с аккордеоном не расставался… Привёз? - спросил я.
- Бросил, товарищ командир. Увёл русскую двухрядку у танкистов. Где ихнему аккордеону до нашей! Как балерина: не ходит, не танцует, только ноги задирает. То ли дело русская тальянка! А давайте выпьем за встречу, товарищ командир.
 |
67 |
 |