Сам Онуфриев побежал вслед за ротой Овчинникова, крича:

- Овчинников! Принимай правее деревни! Понял?!

- Понял! - ответил Овчинников.

- А ты говорил! У него башка варит, - бросил Шилин Овчинникову, пробегая мимо на правый фланг роты, к Тоушканову.

Овчинников только усмехнулся.

Рота отрывалась от полка. Овчинников дал команду остановиться. Неприятельский пулемётчик, снизив прицел, секанул над головами, и рота легла.

  

- Какой системы пулемёт у чеха? - спросил Шилин у побледневшего Тоушканова.

- "Льюис", - прислушавшись, определил Тоушканов.

- А этот? - продолжал экзамен Шилин.

- Вроде "Максим"…

- Не вроде, а точно, - сказал Шилин. - Вооружили гадов.

Шилин проверил количество лент, наличие патронов, напомнил, как искать укрытие в бою, как перебегать. Уходя, сказал Тоушканову:

- Пойдём в атаку, Александр, гляди. Твой "Кольт" машинка капризная, - у Шилина шевельнулись колючие, бурые усы. - Не надсади. Бей короткими. И почаще меняй место. Хорош?

- Хорош, - подтвердил Тоушканов, не без удовольствия произнося любимое шилинское слово.

  

Шилин о пулемётах говорил, как о живых существах. У каждого из них имелся свой характер. "Поджарый франт" - так прозвал он пулемёт системы "Кольт" - в бою был коварен. Вошёл пулемётчик в азарт, пустил без отдыха ленту, и - нет тебе пулемёта. Не бьёт, а плюётся. Пули вылетают из раскалённого ствола и падают в десятке шагов. Тогда бери, пулемётчик, асбестовые рукавицы и на виду у противника, под огнём, вывинчивай ствол, меняй его. Для этого нужна большая выдержка. Шилин, подбирая пулемётчиков, искал в их характерах две противоположные черты: азарт и холодную рассудительность.

- Настоящий пулемётчик, - внушал он бойцам, - умеет сам себе приказывать. В бою, как на карусели, живо закружит голову неумехе. А пулемётчику этого никак нельзя. У него сердце должно быть горячее, а голова холодная. Он, как лихой конник, мчится во весь дух навстречу пропасти, а на самом краю останавливается.

  

Саньку Тоушканова Шилин знал ещё с мальчишек. Оба были из Калаты. До германской Шилин работал кузнецом на шахте Мариинской. За три года до начала войны на шахте случился обвал, осиротивший многие семьи, в том числе и Тоушкановых. Тринадцатилетний Санька, работавший коногоном на Копотинской "золотой" фабрике, стоял у гроба отца окаменевший в своём горе. Слёз у него не было. Но было нечто такое, отчего люди опускали перед ним глаза.

  

С тех пор прошло семь лет. Четыре с половиной из них Шилин воевал.

  

Санька вырос на редкость замкнутым, молчаливым. Серые глаза его присматривались к собеседнику с таким колючим холодком недоверия, что вызывало неловкость и досаду. Человека как бы заранее в чём-то обвиняли. Эти глаза редко вспыхивали, но тогда они испепеляли.

Шилин без колебаний поставил Тоушканова на "Кольт".