|
Сергей Басов |
СМОЛКЛИ ПУШКИ |
53 |
|
|
Семён же намеревался сразу же взяться за свою конструкцию - московский протез. Думал, как сделать "государственную руку" рабочей.
Он закупил на барахолке разные инструменты, напильники, молоток, зубило, тиски и наждачную бумагу, устроил хитроумные приспособления, заменяющие руку. Очистил от ржавчины кульман и принялся за протез.
И теперь он с утра до ночи пилил, стучал. То напевал какие-то бессмысленные припевки, то сердито чертыхался, после чего в Боковушке наступала тишина. Семён лежал на кровати и обдумывал очередную конструкцию.
* * * * * * *
Лопоухим зайцем-беляком заскочила в Шую зима. Улеглась, было, в центре города, у бывшего театра, но её спугнули вышедшие с лопатами дворники. Тогда она скакнула в пригород и затаилась там, привалившись к заборам пухлыми снежными сугробами.
Ударили первые лёгкие морозцы, и на горке у Петропавловской церкви, чёрными медвежатами кувыркались дети.
Дома на 8-й Лермонтовской выстроились в ряд словно красные девицы в сборчатых полушубках; белели снежные шали крыш, румянились щёки крашеных стен, алели губы оконных переплётов, затаённо улыбались светло-голубые глаза окон.
Хороша зима в Шуе. То она спокойна - в хрусте шагов, скрипе полозьев, в тишине, изредка прерываемой щёлканьем морозца. А то - озорная, разудалая - в снежной коловерти, бесшабашном свисте разгулявшегося ветра, ворвавшегося в улицы. А потом снова тихая - мол, виновата, больше дебоширить не буду.
Семёну в зимней Шуе всё было мило, просто и понятно. И здешние люди с окающим говорком - простые и грубовато правильные - тоже были ему по сердцу.
В маленьком подслеповатом домике Париловых - тишина. Только слышно, как ветер в трубе тоскливо скулит, словно приблудившийся щенок.
- Пи-и-и-иуу…
- Ути-и-и-и-ууу…
Заскочив на крышу, ветер скребет по железу, хлопает полуоторванным листом.
В доме пахнет поджаренной мукой, творогом, подвешенным в мешочке и особым стариковским запахом устоявшейся с годами жизни.
Сергей Матвеевич - на работе, вызвали его, попросили помочь.
Елена Фёдоровна тушит картошку на электрической плитке.
На маленькой печке лежит Семён с книгой в руке. Под головой у него старые валенки. Свесились длинные босые ноги, не вписывающиеся в габариты полатей. Оторвавшись от судеб героев книги, он думает о себе. Скоро два месяца, как он послал письмо в Норильск, Черкашину, а ответа всё нет. Похоже, Иван Дмитриевич не решается обидеть отказом.
Хлопает калитка, не закрытая на засов. Отчётливо слышно, как за окнами хрустит снег под ногами. Почтальон? Скрип шагов прерывается у калитки. Письмо?
Семён спрыгивает с печи, ноги - в валенки. И неодетый, налегке, выскакивает во двор.
- Куда ты? Шапку-то надень, прости Господи…! - успевает крикнуть Елена Фёдоровна.
|
53 |
|