|
|
| Сергей Басов |
СМОЛКЛИ ПУШКИ |
84 |
|
|
|
Прошли мимо семи Лермонтовских. На подходе к Восьмой Семён настоял, чтобы дед отдохнул на брёвнах минут десять, а он пойдёт один. Он хотел встретиться с матерью с глазу на глаз.
Восьмая Лермонтовская была на самом краю Шуи. За ней, как и четыре года назад, колосились хлеба. За гребёнкой молодого леса на Осиновой горе махала крыльями ветряная мельница. Шеренга молодых топольков обрывалась у париловского дома.
У ворот, спиной к Семёну, стояла женщина во всём чёрном, с хворостинкой в руке. До боли знакомый силуэт заставил замереть сердце Семёна. Видимо, мать недавно выгнала корову в стадо и теперь стояла, о чём-то задумавшись.
С её узкоплечей фигуры, с головы, покрытой чёрным платком и чуть склонённой набок, незримая грусть стекала на землю, к стареньким стоптанным буркам.
Семён припустился бегом.
- Мама…! - глухо позвал он.
Она, с трудом преодолевая тяжесть печали, повернула голову на зов.
- Мама! Дорогая! - выкрикнул Семён, и голос его пресёкся.
Елена Фёдоровна выронила хворостину, сделала навстречу несколько судорожных шажков и упала бы, не подхвати её Семён.
- Сёмушка…! Болезный ты мой…! - она обнимала его, ощупывала слепо и настойчиво. - Жи-во-о-й…! - со стоном вырвалось у неё.
Нащупав пустой рукав его шинели, воскликнула: - Дитятко моё! Без рученьки! - и затряслась в беззвучном плаче.
Из-под сбившегося на затылок платка светило скупо и безрадостно серебро старческих лет.
Семён молча гладил её голову единственной рукой, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Сердце его, замороженное войной, оттаяло и наполнилось жалостью к матери и к себе. По лицу его, мимо плотно сомкнутых губ, пролегли две мокрые дорожки. И не хватало сил остановить этот слёзный поток.
За Осиновой горой поднималось из-под земли яркое огненное солнце.
- Без рученьки…! Горе ты моё, горе…! - приговаривала мать сквозь слёзы.
- Не плачь, мама, - уговаривал он её.
- Да как же так…? Не писал… - говорила Елена Фёдоровна и заскорузлыми пальцами разглаживала складки на незнакомом суровом лице сына, постаревшем за эти годы.
- Прости, мама. Прости… Думал, что не выживу. Попал к смерти в лапы. Да видно, надоело ей со мной возиться… отпустила… без руки, - пытался шутить Семён.
- Жить-то как станешь? Без рученьки-то… как?
Слова матери царапнули Семёна по кровоточащее ране души.
- Как-нибудь проживу, мама. Я теперь никуда от вас не уеду. Здесь буду жить и работать. Папаша где?
 |
84 |
 |
