За ночь наружность его чудесным образом переменилась, он был гладко выбрит. Без поморской бороды и усов дед Евграф казался бодрым и полным сил - хоть сейчас на капитанский мостик.

- Когда это ты успел? Хорош! - восторгался помолодевшим дедом Семён. - И тебе не зазорно идти со мной, ТАКИМ?

- С каким это таким? Без руки, что ли? Я горжусь, что вырастил боевого офицера.

- "Рука" у меня есть… дали в Москве, на протезном заводе. Подгонять надо. А ты бы уменьшил свой "иконостас" на груди, а то глаза слепит.

- Не завидуй. Придёт и твой "иконостас". У тебя он побольше моего - я на фотографии видел - только что без российских георгиевских крестов.

- Может, я всё же вперёд, а ты опосля, дедя? - упрашивал Семён. - А о какой это фотографии ты сказал?

- Пошли-пошли, не разговаривай, - командовал дед. - Мы ещё… возьмём и нагрянем в Огородный, к Зориным. Сёмушка теперь у них живёт. Олёнушка и Ксюша его друг у друга прямо вырывают. Так и живёт он по очереди то у одной бабушки, то у другой.

- К Зориным пойдёшь один, я больше в Данилову крепость не ходок, - отказал Семён.

- Не к матаням своим идём, - засмеялся дед Евграф, облапив Семёна. - Ты - к своему сыну, а я - к своему правнуку. Кстати, Данилы нету. Ушёл - и с концами.

- Сёмушка здесь? - наконец дошло до Семёна.

- А, возгорелось ретивое? Пойдёшь… Кстати, Надежды нет, она где-то на Урале.

- Как-то неудобно. Вряд ли у Зориных нам обрадуются.

- Я вот что хочу сказать тебе, Сеня. Хотел раньше, в начале войны ещё, но не успел. А ведь после свадебного стола… когда ты в своё Закавказье сорвался, я заходил к Надюшке. М-да… большого разговора тогда не получилось. Только обсказал я про нашу с её матерью несложившуюся любовь. Да предупредил её, чтобы не думала уезжать от свёкров до твоего возвращения. Чтоб ждала, верила чтоб…! А оно вон как у вас обернулось, точь-в-точь, как у нас с Ксюшей. Ксюша "споткнулась", получив известие о моей гибели в Манчжурии… Тогда японская война была. А Надежда споткнулась, получив похоронку на тебя на этой войне, на Отечественной.

- Ладно, дедя… Что толку теперь об этом толковать. Может, мне всё-таки надеть протез? Настоящее чудище массового производства. Примерил - и ужаснулся. Государственная рука сантиметров на пять длиннее моей собственной. Буду укорачивать и подгонять под себя.

Отзвучали фабричные гудки, и народ двинулся на работу.

Дед Евграф своим необычайно молодым и парадным видом вызывал улыбки у встречных.

- Ишь ты, помолодел-то как наш адмирал…!

- А это кто? Я не узнаю.

- Евграфа Трофимовича Баранова не узнал? Да его весь город знает!

- Нет, я про другого… Кто это с ним… безрукий?

  

"Безрукий - вот как теперь меня станут звать-величать", - с горечью подумал Парилов.