|
Сергей Басов |
СМОЛКЛИ ПУШКИ |
77 |
|
|
* * * * * * *
Оставшись в Москве, Семён закрутился в людском водовороте. Он не отдавал себе отчёта, что он делает в этом городе и что вообще надлежало бы ему делать. Бродил по Москве без всякой осознаваемой цели, без руля и без ветрил.
Москва была шумной, многоликой и весёлой, будто не было войны, и не лежали скошенные в боях миллионы.
И хоть не показывайся на улице - всюду встречал Семён сочувствующие взгляды.
Столкнувшись с жизнью среди здоровых людей, он впервые почувствовал, сколь велика его утрата, и это делало его несчастным.
"Что, Сёма, - спрашивал себя Парилов. - как ты теперь будешь привыкать жить без руки?!"
Спрашивал и не видел ответа.
На Садовом кольце, садясь в трамвай, он по привычке "схватился" несуществующей правой рукой за поручень и упал. Едва не попал под колёса.
- День ещё, а уже успел напиться, - осудил его кто-то.
- Вы, что, не видите, у него же руки нет, - зашикали на говорившего.
Парилов перестал ездить в трамваях.
Он не мог себе объяснить, что влекло его приходить в квартиры родственников своих госпитальных товарищей второй, третий раз. Там, как и всюду, его стали жалеть. "Проклятая война… Молодой ещё человек остался без руки, без главной, рабочей руки - без правой. Как он теперь жить будет?"
Советы были чисто практического свойства - для простого выживания: торговать мылом - обычное разрешённое занятие для инвалидов. Ещё можно жениться на богатенькой вдовушке, любая сочтёт за счастье при нынешней-то нехватке мужчин.
Парилов, оставшись без опоры в душе, вид имел жалкий и одновременно ужасный. И простой народ начал держаться от него подальше.
Старушка, торговавшая всякой мелочью на углу Донской, произнесла страшные слова, пробравшие Парилова до самых глубин:
- Глаза-то у тебя, болезный, анафемски сияют, немирным огнём горят. Грехов-то, поди, много на душу принял в той войне.
И сунула Парилову в руку монету в 15 копеек.
Не один он чувствовал себя изгоем в обществе. Видимо, такое чувство возникало у всех потерявших руки-ноги на войне.
На Калужскую улицу выкатился безногий инвалид на доске с подшипниковыми опорами. Он отталкивался руками, замотанными в тряпьё, и кричал:
- Кантовались в Ташкенте всю войну! Родину оттуда любили! Нас - под пули! Калечиться! А теперь от нас нос воротите!
Он скрежетал зубами и плакал пьяными слезами.
Спасение от этого ужаса было, как обычно на Руси - в питии. Парилов уходил в закусочную, там напивался и разговаривал со своим вторым я.
- Сёмка! - говорил двойник угодливо боязливым голоском. - Что за пожар в груди мы заливаем? Не отвечаешь? Тогда я скажу. Мы пьём, потому что поняли наконец.. Помнишь, в вагоне…?
- Уйди ты к чёрту! - кричал на двойника Парилов, - Сгинь! Пропади!
|
77 |
|