|
Сергей Басов |
СМОЛКЛИ ПУШКИ |
49 |
|
|
- Не могу сказать про всю войну, потому как остальные три года партизанила я в отряде Северцева. Но до марта Сорок Второго могу ручаться… Точно знаю от надёжных людей в Харькове, что Семён был жив. Бежал он от гестапо… охотились немцы за ним. Под Змиёвым он пошёл через линию фронта.
Елена Фёдоровна зажала рот носовым платком, чтобы подавить крик и не разреветься.
Дарья продолжала свой рассказ.
- Пришёл он ко мне в немецкой форме оберста… вместе со старостой. Его немцы поставили в мой дом квартирантом. Он и часа не пробыл, в машину - и покатил, куда глаза глядят. А меня за него в гестапо потащили, допрос учинили: "Куда дела оберста?" Домик мой спалили. Думала, и меня прикончат. Нет… отпустили. Пошла я в партизаны. Да… когда немцы объявили на него охоту, по всем окрестным деревням расклеили листовки: "Разыскивается террорист "Полковник Калашников". И на листовке была фотография Семёна в форме немецкого оберста.
Ко мне ведь и Данила Зорин припожаловал.
Было это в сентябре прошлого года. Наше дело было сделано: прогнали захватчиков с родной земли. Армия погнала его дальше, к Днестру. Вернулась я из партизан, хаты нет, живу в сарайке.
Однажды подхожу к калитке, а возле неё стоит мужичок-серячок: невысок, крепок, борода огнём пылает, глаза - пиявки, так в тебя и впиваются. Называет меня по имени-отчеству. Ну, думаю, кто-то из наших партизан. Но никак не могу припомнить… такого скуластого, узколобого, злобного вроде в отряде и не было. Называется: Данила Григорьевич Зорин. Говорю: "Проходьте до дому". А сама думаю: "Надо проверить". Жизнь лесная научила меня на слово никому не верить.
Обсказывает, значит, Данила свою жизнь. И чую, принимает он меня за "свою", за "дворянку". Так меня окрестили по мужу, ротмистру Елисеенко. И не знает Данила, что я уж давно не та.
"Всю жизнь, - говорит, - я ждал своего часа. От одной войны - Гражданской - до другой, этой самой Отечественной скрывал я своё лицо. Ненавижу всё советское, безбожное. Маскировался одно время под большевика, да Еграша Баранов разоблачил.
А как началась эта война, я и ожил. Пришла-де моя пора действовать. Ненавидел я Советы, ненавидел семейку Париловых да Евграфа Баранова. А всё из-за Ксении… Бился я из-за неё с Еграшей и с Олёхой Париловым. Мне она досталась!
Подросли дочери, и тут опять Париловы на пути встали. Сенька-цыган совратил Надьку, самую любимую и самую ненавидимую дочь. Чем мог, всем мешал я этому их браку. Не помогло. Вышла Надька за Сёмку перед войной. Да война же, слава Богу, их разлучила.
С каким нетерпением я ждал, когда немцы Москву возьмут. Готовились мы большевичков вырезать. Копили силы по лесам, ждали условного часа, чтобы брать власть".
Много говорил Данила и по моего "покойного" мужа, Александра Елисеенко. Я-то считала его убитым с июля Восемнадцатого года. Передавали, что он участвовал каком-то мятеже на Урале, и его кто-то застрелил на улице Екатеринбурга.
А оказалось, жив был мой ротмистр. Работал он в колчаковской контрразведке. И Данила с ним все эти годы был связан. А в эту войну Елисеенко генералом СС стал.
|
49 |
|