- Дело не в работе, Аллочка, - сказала Софа, - а в обществе. Прочитаешь у Толстого, какая расчудесная была жизнь. Вечерами собирается избранное общество мужчин и женщин в салоне. Флирт, блеск, культура. Женщины в красивых платьях. А украшения: кольца, серьги, бриллианты и жемчуг! По килограмму золотых украшений на каждой. Говорят об искусстве, ну, чуть-чуть о политике. Какая прелесть! - Софа смежила подведённые глаза. - Вот когда была жизнь! А мы женской бригадой золото мыли на отвалах. Если повезёт - добудешь грамм за день. А теперь и это запретили. Сдавай, говорят, золото государству. Или соберёмся на семейную вечеринку раз в полгода. Мужики, Шерстнёв с Бергером, перепьются, как свиньи. Разводите, жёны, по домам.

- Не говорите мне про этого красномордого развратника Бергера, - подхватила тему Алла Сахновская. - Переметнулся на сторону Парилова с Гуськовым. Копает под моего. Глазырина в Москву забирают, в Главк. Мой Эдуард - по положению - должен стать начальником Металлургического цеха. Уж не собирается ли Бергер занять это место? По-моему, так он рылом не вышел. От славы, какую нажил с этой проституткой Асей Намятовой, не отмоется.

- Погоди, Аллочка, - перебила её Софа. - Я скажу Мише. Турлапов пока его слушается. Снимут этого проклятого Гуськова, сожителя Миловановой.

- А моего Эдуарда вызывали в горком, - похвалялась, выдумывая, Сахновская. - Предлагали стать главным инженером вместо Парилова. Парилова-то опять снимают. Эдуард отказался. Потому что беспартийный. Сказали, чтобы подавал заявление в партию. Турлапов всё равно скоро уходит. Директором назначат Лосева Ивана Васильевича, а Городецкого - главным инженером.

- Как бы не так! Лосева! - заспорила Софа, презрительно выпятив толстую нижнюю губу. - Турлапов возражает против Лосева. Уже решено: директором будет мой Миша. С ним в самой Москве говорили.

Надя зашла на Обогатительную фабрику.

- Надюша! Вернулась, родненькая…! - всплеснула руками Рудакова.

- Вернулась, Паша. Ой, сколько тут у вас нового появилось - фабрику не узнать! Сколько у вас перемен! Дух перемен всюду! Живёте одной большой семьёй! - восхищалась Надя. - А где Ольга? Что-то я её не вижу.

- В консультацию пошла. Готовится Ольга Андреевна матерью стать, - сообщила Рудакова, любуясь Надей. - Как она тебя ждала! Хочет передать фабрику тебе.

- А меня не на фабрику берут. Начальником ОТК. Я вот заскучала на Севере, думала, меня тут ждут. А выходит, можно было и не приезжать. Не очень-то меня здесь и ждали. Грустно…

- Ты одна или с сыном? - спросила Рудакова.

- Ну, как можно без него? Ради него всё это и затеяла. Десять лет… Вырос - чуть ли не по плечо мне. Рвался к отцу. Ох, Паша, милая! - на глазах Нади показались слёзы. - Чувствую, не надо было мне приезжать.

  

Надя ждала сочувствия, объятий своей наставницы, как прежде. Но объятий не последовало, а в лице и глазах Прасковьи Андреевна появилось какое-то холодное, застылое выражение.