Идет мужик лет пятидесяти, спрашиваю:

- Скажите, этот вот дом не Василия Арсентьевича Полушина?

- Аркадия Васильевича. А отец - верно - был Василий Арсентьевич, - отвечает тот и горит встречным любопытством.

- Аркадий, кажется, женился на Лизе Ляпиной?

- Да, Елизавета Степановна была его женой.

- У них, помнится, были ещё братья и сёстры.

- Да, были, все они не вернулись с войны. А сестра ихняя замужем за мной. А вы кто такой будете?

- Я? Родился когда-то здесь, жил.

- А как ваша фамилия?

- Басов.

- А!

Человек пошагал в Малые Зимёнки. Дорога теперь была проложена, не по краю деревни, а посередине.

  

Деревня шагала навстречу белокирпичными, спускавшимся от Бокарей домами.

Обернулся назад - на улице появились женщины и дети, несколько мужчин на велосипедах. Вдали, в шеренге домов с двускатными шиферными крышами, виднелся наш дом со скошенной спереди крышей под железом, и традиционным русским слуховым окном под крышей. Но здесь жили уже другие люди, и другой была деревня. Тех людей, что я искал, и той деревни - их нет. Есть место, где они жили полвека тому назад. Я никак не могу приживить в себе эти широченные асфальтовые дороги, улицу в бетоне, мост, высохшую Чернуху и деревню с новыми, чужими и незнакомыми домами, как бы приподнятую, не утопающую в болотах, и с таким огромным приблизившимся небом. Не крестьяне-хлеборобы живут в деревне, хотя она и носит прежнее название - живут совхозные рабочие-овцеводы. Ни одна труба не курится дымком над домами - центральное отопление в каждом доме.

Неожиданно чувствую, что плёнка вся кончилась, и нужно перематывать. Стал перематывать на ходу. Вдруг: щёлк - обрыв! Старая история: лента снова оборвалась. Теперь, чтобы сохранить ленту, следует перемотать её в темноте! Как назло, рукав для этих целей, сшитый мне Катей, я оставил в гостинице "Теза". Кого-то надо найти, Зину Полушину или Настю Лопатину.