Садимся.

- Ну и где же вы теперь живёте? - говорит нам с Катей Таня, желая отвлечь разговор от похорон Михаила.

Четыре года, прошедшие с кончины мужа, преобразили ее. Из энергичной, полной брызжущего юмора и острот, она превратилась в старуху, доживающую свой век. И доживание это недолгое, это написано на её лице, в потухших глазах.

- Всё там же живем, - говорит Катя. - Лена с семьёй - в Ижевске, Наташа с семьёй - в одном с нами городе. Внучки: дочка у неё да у Лены - сын и дочь.

- Вот ездили в Шую на могилку к отцу и бабке Алёне, - говорю я. - Поправили памятник, покрасили. Были в Панове, деревню теперь не узнать - совхоз.

- Стоит дом-то? - говорит Таня.

- А, что ему сделается? Он у них - и сельсовет, и контора совхоза. Флаг красный развевается. Пробовал сфотографировать - ничего не вышло. Брали такси.

- Такси? - переспросила с усмешкой Таня.

- Могилу бабки Алёны отыскали. Рядом с ней положили Шуру дяди Лёшину. Только по Шуриному памятнику с надписью и нашли. Ехали, думали увидеться - а вот как привелось.

В разговор вступила и Надя. Нельзя было не заметить, что она у Татьяны Алексеевны, в этой семье, почти своя.

- Рассказывали, как она скончалась. Жила одна в полудоме, в собственном. Ни с кем, и никого. Приезжала к ней дочурка младшей сестры Лидочки из Заволжска, пожила и с рёвом уехала домой, - говорит Надя. - Тиранит, бьёт, никуда не пускает. А, как умерла-то! Письмоносец-девушка заметила, что из почтового ящика не выбирается почта. Постучала - не ответили. Заглянула в окно - а она лежит на полу. Позвали милицию, понятых. Мертва. Всё говорила, что никому не оставит наследства. Были у неё две сберегательных книжки. Говорила, что сожжёт их перед смертью. Не успела. Многие тысячи на книжках, а сколько - не говорят. Сообщили родственникам. Антонина, сестра, что в Москве, категорически от наследства отказалась. Тётки по матери, вёдровские, - расхватали.

- Хороший памятник поставлен, - говорю я. - Сердечные на нём слова: "Помним, любим, скорбим". Как Миша-то…? Не мог я приехать, не мог. Говорят, кремировали, а зачем? Не по-христиански. Говорят, урну с прахом долго ждали.

Татьяна Алексеевна вскинула голову - признак неудовольствия. Но разговор начался, не прервёшь.

- Будто Аркадий помогал, - сказал я.

- Да, помогал! - вздёрнула голову Таня.