|
СЕРГЕЙ БАСОВ |
ДНЕВНИКИ. ПОЛТАВА-1973 |
56 |
|
|
И вдруг Марья Ивановна говорит мне:
- Пётр про вас рассказывал и показывал на фото. Теперь я вас признала, - и добавила, чуть оживившись: - Вечером он будет дома.
- Ну, что ж… - говорю я то, что давно надо было сказать. - До свидания.
- А что Петру передать? - спрашивает вдогонку Марья Ивановна.
- Скажите, что приходили, - пожимаю я плечами.
- Вечером заходите, - наконец-то говорит она по-человечески.
- Нет, мы не сможем, - твёрдо говорю я за обоих. - Если Пётр Данилович паче чаяния захочет увидеться, пусть приходит к Дмитрию Алексеевичу, я буду там.
Марья Ивановна уточняет адрес Раевского, и мы уходим.
Спускаюсь по лестнице с неприятным ощущением пощёчины.
Возвращаемся в квартиру Раевского. Садимся за стол и беседуем.
- И какая у тебя пенсии? - спрашиваю я Раевского.
- Немного… 52 рубля, - отвечает он баз оживления.
- Почему так мало? Такую пенсию получает уборщица. Ты же инженер-строитель!
- Я рано вышел на пенсию… в 52-м году, - говорит он, и разговор прерывается.
А мне бы хотелось, чтобы он открыл свою душу. Он так изменился, но не перестал же быть самим собой!
- Что же с тобой случилось, Дмитрий Алексеевич?
- Да ничего не случилось, - роняет он бесстрастно и разглаживает скатерть на краю стола. - Тебе налить?
- Спасибо, больше не надо.
Мы снова умолкаем, и я, мучительно ища тему для разговора, разглядываю его жильё.
- А часы с кукушкой - твои, из старой квартиры на Картинной, - говорю я, глядя на старинные настенные часы. - Они там висели над письменным столом, в переднем простенке.
- Верно, - соглашается Дмитрий Алексеевич и силится изобразить улыбку, но плоское и белое его лицо искажает судорога.
Всё-таки он , по всей видимости, очень болен.
- И стол резной оттуда, - продолжаю я. - Мы за ним сиживали, куря душистый табачок. И буфет дубовый, и шкаф, и кресло - всё оттуда!
- У тебя хорошая зрительная память, Серёжа, - чуть оживляется Дмитрий Алексеевич. - Перевёз всё со старой квартиры.
Высокая никелированная кровать с горкой полушек мне незнакома, как и кушетка образца 30-х годов и простенький послевоенный шифоньер.
- Потолки штукатурили сами? - продолжаю я разглядывать квартиру.
- Это Шура штукатурила и белила - всё сама.
- Это ж селянская штукатурка: бугры, колдобины - просто наляпана саманная масса. Ты же строитель, мог бы и почище поштукатурить, - говорю я со сдерживаемым раздражением и упрёком.
Я совершенно неправ, и не осознаю этого. Ему 77 лет. А я чего-то требую.
|
56 |
|