В этом коридорчике, помнится, всегда стояли сумерки. Лампочка высоко вверху, на выступающем прогоне, давала мало света. Свет с улицы падал через застеклённый верх двери на веранду. А на веранде навес загораживал её от солнца.

Здесь, в этом узеньком коридорчике умер Шурик.

В сентябре 53-го года мы его привезли из свердловской больницы без всяких признаков улучшения. Врачи предлагали вскрыть черепную коробку и сделать операцию на мозге. На мозговой оболочке корка. В перспективе - полный идиотизм. Мы решительно воспротивились. Тогда нам сказали, что ему в больнице делать нечего, лежать он и дома может. Правда, врачи и есть врачи, подали надежду: ждите возмужалости. Или будет улучшение, или резкое ухудшение.

Саше стало хуже. Он мало ел, много лежал, и припадки шли сериями, один за другим, один за другим.

После нового года мы с Катей по очереди дежурили у его постели, лежал он в бреду. А когда стало совсем плохо, побежал я к врачам Корсунским, они жили на нашей улице, через дом, разбудил их среди ночи:

- Шурик умирает!

Она пришла, поглядела, пощупала пульс. Тут он и скончался.

  

Потом мы его хоронили.

И теперь вот уже 18 лет лежит наш Шурик на горе, под берёзами.

Какой был бы парень! Он в свои 14 лет по росту почти догнал меня. И силища была в нём невозможная. Мать возьмёт в охапку и приподнимет. И не болел никогда. Говорили нам сначала в Красноуральске, потом в Нижнем Тагиле, что хорошо бы заболеть ему чем-нибудь с высокой температурой. Новая болезнь выгонит старую! Но он не болел, никогда не простуживался. Бывало, ещё маленький выбежит на улицу в стужу, упадёт в снег, забьётся в припадке, Ну, думаем, теперь уж наверняка заболеет, в одной рубашечке выбежал да в снегу лежал. Нет, не простудился. Вот такой он был несчастливый.

Сейчас ему было бы 32 года! Боже мой, ведь с ним ушли моё счастье, моя надежда, продолжение моей фамилии! Теперь Басовы только мы с Катей. Дочери наши умножат мужнины фамилии. Не мою.

Шурик… Шурик…

  

Заглядываю в дверь направо: в Спальню.

Здесь три окна: одно - в огород, два - на коммунальный двор.

Справа у стены когда-то стояла наша двуспальная кровать с рамой из массивного уголкового профиля, с витой панцирной сеткой, натяжными винтами, толстыми ножками и никелированными полудугами спинок.

Мы купили эту кровать в 36-м году в Харькове, переезжая на квартиру к Ермолаевым в посёлке ХЭМЗа. Купили в магазине, это была первая продукция харьковских заводов по выпуску предметов широкого потребления. Это была первая наша вещь, раньше у нас ничего своего не было. То жили в Кыштыме на квартире у Болонцовых, там нам выделяли кровать. То в Реже у старушки, там тоже была её кровать. А в Харькове, чуть накопив деньжонок, купили свою.