|
Басов Сергей |
ДНЕВНИКИ |
259 |
|
|
Разглядываю её. Вижу в лице знакомые Нинины черты: глаза, брови. Это уже не пятилетняя малышка, какой она была в Заполярном, это девочка-школьница.
- Ты меня узнаёшь? - продолжаю я спрашивать.
- Узнаю.
- Сразу узнала? - совсем не это я хочу спросить, и продолжаю: - Где бабушка?
- Дома.
- А мама?
- Мама ушла на станцию.
- На станцию? Как это? - недоумеваю я. - Уехала в Ленинград?
- Нет. На станцию за продуктами, - поясняет Иринка.
Я направляюсь к двери в дом, но меня догоняет Иришкино восклицание:
- А вон и мама идёт!
Выйдя из-за крыльца, смотрю на женщину в оранжевом. Не различая лица, отмечаю, что она худа, высока, в белых босоножках, в руках у неё авоська с продуктами до самой земли.
Иришка, подойдя к матери, поднялась на носки и что-то шептала ей на ухо. Можно было догадаться, что она говорила обо мне.
Женщина в облегающем оранжевом платье скользнула ко мне. Радость всколыхнула моё сердце.
Она подошла, я посмотрел ей в лицо и не узнал. Худое лицо, обтянутое коричневатой кожей, подведённые глаза, утопающие в синих тенях, волосы, стянутые в жиденький узелок на затылке маленькой головы.
Не подавая руки, не спрашивая ничего, она из-под белых бровей смотрела на меня как-то округло и настырно. Правый глаз её, правда, несколько раз мигнул, но вскоре тоже остановился.
Мы встретились, как чужие.
- Вот услыхал, что Вы здесь и приехал посмотреть на Вас, - начал я первым и смотрел на неё изучающее.
Губы зло сжаты в резинку. Куда, куда делись полные губы большого страстного рта, которые я вспоминал? Исчезли скулы, делавшие её лицо широким. Всё сухо, узко, подтянуто. И голос её, наверное, будет так же сух, как она сама от носков босоножек до кончиков рыжеватых волос. Такими бывают суки после многодневных свадебных путешествий в стае кобелей. "Эх, как тебя истёрли, дорогая!" - подумалось мне без ревности, без сожаления. К этой Нине я не мог испытывать никаких чувств.
- Проходите в дом, - пригласила она.
Голос был прежний: звучный, немного резковатый. И это было всё, что роднило меня с Ниной, той Ниной, по которой я страдал.
Прошли в дом. Я встал у порога, раздумывая, стоит ли идти дальше. Кажется, я увидел всё, что хотел, Говорить было не о чем. Собственно, на этом можно было и попрощаться.
Нина положила продукты в холодильник. "Невероятно худа", - подумал я. - И этот неприятный оранжевый цвет платья - цвет измены".
- Садитесь, - пригласила она, пододвигая стул.
- Благодарю, - отвечаю я и остаюсь стоять в дверях, прислонившись плечом к косяку двери, рукой взявшись за её верх. Нелепая выжидающая поза человека, пришедшего в гости, но не желающего входить в дом.
|
259 |
|