Женщина, сидевшая в торце "майорского стола", пригнувшись, как рыбак, закинувший удочку, смотрела на майоров и ждала. Иногда она посматривала в мою сторону. Но седой старик - не тот объект, который был ей нужен. Обе блондинки сидели прямо, как аршин проглотили. Дуры дурами, сидят рядом с майорами и даже не повернутся в их сторону. А "торцовая" хладнокровно ждала. Похоже, это она вывела напарниц в ресторан, на охоту. Это она облюбовала золотопогонные объекты и рассадила своих "мормышек" в месте клёва "сазанов".

  

Дядьки за моим столом оказались весьма словоохотливыми. Они приехали из колхоза: председатель и главбух. Зашли в ресторанчик промочить глотку и спрыснуть успешный результат командировки. Оба воевали, оба карелы. Главбух лицом более приятен и, как ни странно, более доверчив, что ли. А председатель замкнут, отвечал односложно, держал меня под своим пристальным взглядом, как под прицелом.

Сколько длилась наша беседа за столом, не знаю. Но когда я посмотрел в сторону "майорского" столика, то обстановка там изменилась: "сазаны клюнули на мормышку".

Майоры заговорили со своими соседками. Они сохраняли ещё разговорную дистанцию, но лёд тронулся, крепость готова была сдаться. "Торцовая" женщина аж легла на стол, так внимательно слушала она майоров. Она вязала сеть слов, обвивала ею собеседников. А две белокурые дурры продолжали молчать. Видно, такова была их роль в игре.

  

Мои соседи по столу расплатились и ушли, а я остался. Моё вино стояло нетронутое. Мне было интересно следить за игрой "сазанов с мормышками". "Сазаны" решили, видно, что "мормышки" недостаточно хороши для них. Вдруг встали и прошли за занавеску в малое отделение зала расплачиваться с официанткой.

"Мормышки" сидели подавленные: "сазаны" не клюнули. Им оставалось только ждать, чтобы к их столику кто-нибудь подсел.

Но вот вдруг один из майоров, тот, что полохматее и почернее, вернулся из раздевалки с каким-то свёртком. К нему тотчас же подошла та "дура", что сидела прежде возле него. Они о чём-то договорились и ушли вместе.

  

  

На вокзале уже объявили посадку. Подошёл к перрону состав, народ начал садиться. В вагоне полно свободных мест. Времени было половина одиннадцатого - ночь уже. Купил за рубль постельное бельё и лёг.

Сон.

Утром я был дома. А через день пришло извещение на посылку: почта доставила мою корзину. Только навряд ли она дождётся грибов.

Надо устраиваться на работу. Первая моя попытка была неудачной. И ещё одна или две пройдут впустую.

Надо работать, надо устраиваться…

  

Мансурову решил не звонить. Если я ему понадоблюсь, позвонит сам или напишет. Алла Ивановна наверняка сообщила ему и адрес, и телефон.

Послал ей в Ленинград письмо для Мансурова.

  

Послезавтра в Гатчине намечаются торжества по случаю 30-летия снятия блокады Ленинграда и освобождения Гатчины от немецко-фашистских захватчиков. Но уже сегодня все рестораны и столовые вывесили объявления о грядущем "спецобслуживании" 27-го января.

  

Кое-как раскачиваюсь с работой над "Пятым перевалом" пишу 3-ю главу IV-й части - 321-я страница. Тавр узнаёт о брате, прижитом матерью в ссылке.