|
Басов Сергей |
ДНЕВНИКИ |
159 |
|
|
1973 год
11. Прав ли я?
17 декабря 1973 года
Должен ли я чувствовать свою вину в нашем противостоянии? Задаю себе этот вопрос постоянно.
С чего, собственно, оно началось? С моей ссоры с зятем в начале октября из-за непочтительности внука: он не поздоровался со мной утром, как будто я - пустое место. С зятем мы разошлись. Он ещё пожалеет об этом в будущем.
С Леной в тот раз разговора не было, она молчала на протяжении нашего с зятем нелицеприятного обмена эпитетами.
Молчала и жена. А она-то и не должна была молчать в этом сражении за уважение детей к своим родителям, непосильном для моего возраста. Она промолчала, чем показала, что стоит на стороне зятя и дочери.
Ещё месяц, до того, как они нашли квартиру, зять жил у нас, и я каждый день видел его сидящим за доской у аквариума, молча что-то решающим. Жена тоже видела это - и ни звука.
Тогда я с ней поговорил, сказал, что она не должна молчать, она должна определить своё отношение к нашей ссоре с зятем и, конечно же, сказать хоть несколько слов в мою защиту. Тем самым она скажет и для себя, ведь доживать нам с ней вдвоём, а не с детьми.
Я тогда сказал, помню, что ещё остаётся возможность примириться, но на строго определённой основе: безусловном уважении к нам, старикам.
Она, видимо, поговорила с Леной, зять у моей жены - непререкаемое божество, она ему возразить не посмеет. Лена пришла ко мне с извинениями и, говоря, что они неправы, надо было учесть мой возраст, этим ещё больше меня оскорбила.
И сразу же, на следующее утро жена изменила своё отношение ко мне. Мне, в моём взвинченном состоянии, показалось, что невежливо было с её стороны приготовить мне завтрак, оставить его на столе и молча уйти на работу. Меня это возмутило, и я ей сказал, что даже собаке свистят, подзывая жрать, а меня…
И сказал я тогда, что раз так, то буду питаться в столовой. Я думал, что она поймёт: слова мои сказаны в обиде. Но она на следующий день утром подала мне пятёрку со словами:
- Иди и кушай в столовой.
У меня ещё были деньги в столе, и я отказался от этой пятёрки, кинутой мне на пропитание. Я сначала в столовую не ходил, а покупал хлеб, колбасу, сыр, молоко и сахар и ел, располагаясь за своим письменным столом.
И уже через несколько дней я почувствовал, что это надо было сделать давно. Во всяком случае, если бы я решился на это в декабре 69-го года, когда я сказал ей о Яне, то мы давно бы уже жили врозь.
И вот теперь окончательно стало ясно, что нас больше ничего в жизни не связывает, что мы давно чужие друг другу по духу. Нам не о чем говорить, нечем поделиться. Ну, положим, у меня-то всегда находилось чем поделиться. Но это только у меня, она же никогда не рассказывала, что делала на работе, что говорила, какие отношения у неё с теми, кто работает с ней рядом. Она как бы всё время была за чёрной шторой.
Тем не менее, она с удовольствием выслушивала мои откровения и мотала себе на ус. Она полжизни высматривала мои уязвимости, чтобы при случае ударить по ним и взять верх надо мной.
|
159 |
|