- Я, товарищи, вот что скажу, - начал Мясник. - Фабрику надо строить форсировано. Она нужна нам дозарезу. Финансирование есть, проектная документация есть, надо только начать. Я предлагаю срок, установленный Правительством: первое полугодие 1964 года.

- Какие вопросы есть у собравшихся? - спросил Федя.

  

Карлюков сидел - бревно некультурное - спиной ко всем, в том числе, и к членам парткома, и, нагнув по-бычьи свою толстую голову с многими подбородками, глядел на Федю.

Клыков, седоватый и щетинистый, как карась, хотя и малого роста, но казался выше всех за столом, спросил что-то у Карлюкова. Тот пожевал губы и, не меняя положения головы и туловища, отвечал с откровенно пренебрежительным видом.

Давняя существует неприязнь между Карлюковым и Клыковым. И если бы Клыков не был членом парткома, заместителем Селянина, Карлюков вообще не стал бы с ним разговаривать.

Женя Конырев, облокотившись на руку, повернув голову, смотрел только на Федю.

Рисовался ястребиный профиль Гаркачёва: маленький загнутый нос, острый подбородок, лобик, прикрытый чубчиком ржаных вьющихся волос. Он что-то колупал ногтями и сосредоточенно смотрел на руки. И его поза говорила о большом несогласии, о желании что-то сказать, возразить. Кому возразить? Ясно кому - Феде. Не берёт мир вчерашних друзей, комсомольских секретарей. Что они поделить не могут? Ссорятся постоянно. Но потом вместе выпивают. Вот так!

Терентьев повернул свою голову, узкую, с приглаженными волосами. Видны скулы, обтянутые бледно-жёлтой кожей.

Кандель, как перед дракой, потягивался на стуле, откидывался на спинку, брался руками за широкий ремень с бронзовой пряжкой, закладывал руки за светло-русую голову. Мне он нравится, этот человек, очевидно сотканный из более долговечного материала, если сравнивать со всеми остальными, но самого, что ни на есть, ЧЕЛОВЕЧНОГО материала.

  

- Прошу прощения, - снова встал Козлов. - Работала комиссия по подготовке проекта решения. Я зачитаю, - и он начал читать всё так же, без живинки в голосе, без движения мысли на застывшем выбеленном лице.

- Видим, чья рука водила по решению! - громко прервал его Кандель. Он рвался в драку против Козлова. - Четвёртый квартал! Понятно, чья рука направляла! Мы эту руку легко узнаём! Мы её давно знаем!

- Его рука и должна водить, - вступился Федя. - Он - главный инженер треста. И отвечает. И что же вы…?

- Мы его знаем!

- Нельзя же так, - сказал Федя, придерживаясь политики индифферентности.

- Что нельзя?! - вскипел Кандель. - Если бы здесь было заседание одного трестовского парткома, тогда понятно - нельзя. А здесь идёт заседание двух парткомов. И я имею право высказать своё мнение. Я заявляю, что в корне не согласен с предложенным решением и требую его основательной переработки.

- Давайте по порядку, - сказал Федя. - Кто желает выступить?