Ухожу в степь. Вслед рыдает рыночная шарманка: "Славное море, священный Байкал…" И опять я иду медленно, а надо бы бежать. Но ноги отказываются, они становятся всё тяжелее, наливаются свинцом.

Все мои действия после побега были совершенно нелогичными. Вместо того чтобы скорее скрыться, пока не задержали, я, миновав майдан, вымылся в ближайшей речушке, на виду у всех, и только после этого пошёл в степь. Ну, где тут разум? И следа его нет. Мною, как часто до этого, так и в последующие критические моменты моей жизни, руководила интуиция. Действовал по наитию, безо всякой логики, и это приносило удачу.

Иду ночами.

Ухожу от шахт, от терриконов и не могу оторваться. Кажется, что я кружу вокруг Юзовки. Боялся погони и… удалялся ли я от неё? Сколько времени прошло с момента побега, не знаю: потерял я счёт дням.

"Нет, не уйти мне отсюда, - вертится в голове. - Вот-вот догонят и схватят. Что за свобода без… оружия?! Вот раздобуду пистолет, буду царь и бог!"

Иду, мечтая разжиться оружием. Но ни одного полицая, как на зло, не попадается. Уж я бы ему показал, чья власть на оккупированной Мати Украине. Кухонный нож - вот и всё моё оружие, и то я осмелел.

Если Степан проговорится в гестапо, то меня станут искать на дорогах, ведущих к фронту. Оттого шёл я пока не на восток, а на запад.

Днем обычно забирался в канавы, в трубы под дорогами и там дожидался ночи, но иногда шёл и днём. Спал в бурьяне, в овраге, реже в стогу соломы. Питался… Чем я питался? Желудок - бездонная пропасть. Редко-редко когда забегал в селе в крайнюю хату, просил еды, а потом быстро-быстро - ноги в руки - и опять в степь. Как животное, я жил на подножном корму, ел дыни на бахчах, зелёные помидоры, колосья пшеницы.

В Енакиеве едва не угодил в ловушку. Был день, я шёл улицей и упёрся в строящийся лагерь для военнопленных. Документов у меня никаких не было. Бежать нельзя: сразу пристрелят. Что же получается: и ловить меня не надо? Сам вышел из лагеря, да в лагерь и пришёл!

А-а! Была - не была! Решил сыграть цивильного человека: иду, посвистываю - ну, точно - местный житель. Два немца присматривают за пятёркой пленных. Немцев угостил табачком, и пока они закуривали, шепнул ребятам: "Чего не бежите? Подумаешь, два паршивых охранника… В топоры их". Не уговорил. Немцы отогнали меня: "Рус, вэк-вэк!" По лагерной привычке изобразил на лице испуг и побежал прочь.

Степь… Трава припудрена угольной пылью. Стоят сторожевые конусы терриконов. Заводы мертвы: трубы не дымят больше. Громыхают вдали поезда, везут войска и вооружение на восток. И где тут прячутся партизаны?

В редких хуторах одни и те же расспросы: де був? шо чув? куди йдеш? Затвердил: иду домой, в Днепропетровск, был в плену, выкупили.

С Синельникова понял, что погони не будет, повернул на восток.