Оказывается, можно коченеть от холода не только в трескучий мороз, но и летом под палящим южным солнцем. Можно смотреть широко открытыми глазами и ничего не видеть. Можно быть раненым и не чувствовать боли. Можно идти, не чувствуя ног, не понимая, куда и зачем идёшь.

Мысли тяжёлыми жерновами перемалывают одно и то же: КАК МОГЛО ЭТО СЛУЧИТЬСЯ? Как могло случиться, что я был взят в плен?

Слово ПЛЕН, когда-то бывшее отвлечённым словцом в досужем разговоре, теперь стало суровой реальностью.

- На, глотни, товарищ Сергей, - говорит Федя Гонта, бывший мой ротный писарь, и протягивает флягу с остатками спирта. Он избегал называть меня комиссаром. Я глотнул и чуть не задохнулся.

Сидим в какой-то котловине, красноармейцы и краснофлотцы, все без ремней, многие без гимнастёрок, есть босые. Ни одного здорового - все раненые. У Феди перебинтована грудь, у старшины Корнийца - рука.

Меня не удивляет, что они оба со мной рядом. Мы виделись последний раз ночью, когда шли с 3-й волной на прорыв в горы, к партизанам. Надо бы узнать, как они уцелели да ещё нашли меня. Вместо этого я твержу своё неотвязное: "Почему они меня не убили?" Не отвечают. Корниец прижимает палец к губам, призывает к молчанию. А как мне молчать? На мне чужая сержантская гимнастёрка вместо моей комиссарской с красными нарукавными звёздами. Кто это переодел меня, рискнул спасти комиссара? У фашистов комиссары ВНЕ ЗАКОНА.

Нас вели в Севастополь. Кто отставал, того пристреливали. Я дважды ранен: в голову и в ногу. Товарищи, положив мои руки себе на плечи, тащили меня на себе.

- Оставьте меня, - просил я их. - Вам тяжело, а я с простреленной ногой всё равно далеко идти не смогу.

- Сможешь, - скрипел зубами Корниец.

Гнали нашими же минными полями. Передние подрывались, задние перешагивали через павших. За противотанковым рвом нас встретили румынские кавалеристы и стали избивать плётками и батогами. Надо было всё выдержать и не упасть, иначе - смерть.

Один матрос не выдержал, выбежал из колонны и кинул в немцев гранату. Моряк побежал, а граната не взорвалась. Немцы погнались за ним. Сбили с ног и лежачего буквально разрезали автоматными очередями.

В свой крестный путь шли герои Дуванкоя, Аранчи, кордона Мекензия, полустанка Мекензиевы Горы. Шли те, кто ещё вчера наводил на врагов страх и трепет: герои Балаклавских высот, Сахарной головки, Сапун-горы, Малахова кургана, герои беспримерной обороны Херсонесского полуострова - Малого Севастополя. Они и сейчас, даже безоружные, были страшны врагу. Сама гибель их на минных полях, бесстрашие и мужество перед лицом смерти были беспримерны. Шли непобеждённые духом, явившие всему миру пример мужества и стойкости. Когда-нибудь на Херсонесском маяке воздвигнут величественную колонну в честь защитников. И приговорённые жить будут приходить к ней, чтобы поклониться праху своих товарищей, приговорённых к ВЕЧНОЙ СЛАВЕ.