|
На 35-й батарее фугасных снарядов не было, и мной было принято решение открыть огонь по танкам практическими снарядами. Танки хорошо были видны с КП батареи. Я приказал зарядить орудие практическими снарядами - чугунными болванками. Лицо телефониста выразило недоумение, но команду он передал, как надо. Залп! Снаряды упали между танками. Снова залп... На шестом залпе - прямое попадание, и танк распался, как карточный домик... Всего было выпущено по танкам около 25 практических снарядов. Танки скрылись за складками местности, а личный состав 18-й батареи подорвал свои орудия и вместе с командиром батареи прибыли на 35-ю батарею и влились в сухопутную оборону нашей батареи.
Примерно через час после этого из городка батареи, расположенного в 3,5 километрах к юго-востоку от батареи, старшина Гайдученко доложил, что немцы, силой до роты, подошли к городку, наших частей в городке нет. Зная, что в распоряжении Гайдученко всего около десяти матросов, и он не в силах удержать городок, я отдал приказ подорвать водокачки, сжечь все, что может гореть, и с личным составом отойти к батарее, что и было им выполнено.
Обо всех событиях на батарее я докладывал генералу Новикову, оставшемуся за командующего Приморской армией.
Около 16 часов 1 июля наша разведка донесла, что немцы накапливаются в лощинке, идущей от Камышовой бухты до городка батареи. Я перешел с правого КП батареи на левый, откуда просматривалась местность перед обороной батареи. Хотя артобстрел и бомбежка с воздуха по нашей батарее не прекращались все время, но в это время они очень усилились, стало ясно, что немцы готовились к атаке.
В это время пулеметчики под командованием старшего сержанта Ярыгина сбили немецкий Ю-87, и до этого ещё утром у них появился на счету один "мессер".
Под прикрытием авиа и артналета фашисты двинулись к батарее. Весь личный состав батареи, кроме самых необходимых электромехаников и трех комендоров, находился в окопах сухопутной обороны. Когда немцы подошли на расстояние 600 метров, защитники батареи открыли ружейно-пулеметный огонь. Но наш огонь не остановил фашистов, и они продолжали движение к батарее. Казалось, что наш огонь не наносит урона немцам. Видя, что фашисты не залегли и движутся к батарее, я подумал, что настало время использовать наш НЗ - оставленные шрапнели для стрельбы на картечь.
Перебравшись во 2-ю башню, приказал установить дистанционную рубку на картечь и зарядить пушку. Командир орудия Яковлев со своими комендорами быстро выполнили команду. Став к штурвалу горизонтального наведения, у прицельной трубы, я навел орудие туда, где виднелось особенно большое скопление врагов. Выстрела я не слышал, но на том месте, куда целил, немцев вдруг не стало - их будто ветром сдуло. Повернул башню левее, еще выстрелил... Невозможно передать словами, что такое стрельба картечью из 12-дюймовых орудий. Это надо только видеть. Каждый выстрел стоил фашистам сотен солдат и офицеров, а таких выстрелов было шесть.
В это время перед моими глазами сверкнул огонь, сильный грохот оглушил меня, и я потерял сознание. Часа через полтора я очнулся совершенно разбитый в санчасти батареи. Как оказалось, я был контужен попаданием немецкого снаряда в броню башни. Из горла и носа шла кровь, как сказал наш врач Казанский, которую с трудом остановили. Придя в себя, я чувствовал себя очень плохо, слышал с трудом, передвигаться самостоятельно почти не мог.
Придя окончательно в себя, я потребовал доложить обстановку. Оперативный дежурный младший лейтенант Афанасенко доложил, что атака гитлеровцев отбита, и они отошли за складки местности в километре от батареи. Весь личный состав действовал храбро, особенно отличились Лысенко, Мельник, Власов, Попов и многие, многие другие матросы и старшины. Многие пали смертью храбрых, но почти все раненые остались в строю. Фашисты откатились на исходные позиции, примерно в километре от батареи. Противник вёл сильный артогонь по батарее, самолеты все время бомбили батарею, на территории батареи горели автомашины, брошенные нашими отступающими. [источник]
|
