Меня не удивляет, что они оба со мной рядом. Мы виделись последний раз ночью, когда шли с 3-й волной на прорыв в горы, к партизанам. Надо бы узнать, как они уцелели да ещё нашли меня. Вместо этого я твержу своё неотвязное: "Почему они меня не убили?" Не отвечают. Корниец прижимает палец к губам, призывает к молчанию. А как мне молчать? На мне чужая сержантская гимнастёрка вместо моей комиссарской с красными нарукавными звёздами. Кто это переодел меня, рискнул спасти комиссара? У фашистов комиссары ВНЕ ЗАКОНА.
Нас вели в Севастополь. Кто отставал, того пристреливали. Я дважды ранен: в голову и в ногу. Товарищи, положив мои руки себе на плечи, тащили меня на себе.
- Оставьте меня, - просил я их. - Вам тяжело, а я с простреленной ногой всё равно далеко идти не смогу.
- Сможешь, - скрипел зубами Корниец.
Гнали нашими же минными полями. Передние подрывались, задние перешагивали через павших. За противотанковым рвом нас встретили румынские кавалеристы и стали избивать плётками и батогами. Надо было всё выдержать и не упасть, иначе - смерть.
Один матрос не выдержал, выбежал из колонны и кинул в немцев гранату. Моряк побежал, а граната не взорвалась. Немцы погнались за ним. Сбили с ног и лежачего буквально разрезали автоматными очередями.
Погнали дальше за город по широченному и пустынному Лабораторному шоссе. Прослышали, что где-то рядом есть котельная и льётся вода. Колонна рассыпалась. Как ни стреляли немцы, остановить не смогли. Побежали все, кто мог бежать. Побежали и мы с товарищами. Даже моя раненая нога не удержала: трое суток не пили. Вбежали. Журчала вода из котлов. Приникли и пили, пили. Вода отдавала металлом. Жажда была так сильна, что мы и не подумали о побеге.
Нас гнали дорогой на Бахчисарай. Петляла пыльная дорога. Вдали синели и манили к себе горы. Колонна военнопленных растянулась на километр, по бокам шли, как пастухи со стадом, конвоиры. После каждого привала стрельба в конце колонны: конвоиры пристреливают отставших. Как-то передвигаюсь, буквально повиснув на Корнийце и Феде.
В Бахчисарай пришли под вечер. Справа в свечах кипарисов прятался бахчисарайский дворец, а слева, на обширном косогоре - околюченный лагерь военнопленных. Многие тысячи - людской муравейник.
Нас посадили вдоль колючей изгороди и долго не впускали внутрь. [источник]
|