После смерти Саши мы остались вчетвером: мама, папа, Наташа и я.

Папа до весны 1955 года работал механиком в металлургическом цехе, а потом случилось… Приехал некто Дворов (имеющий протекцию от высшего начальства) на должность начальника ОКСа (отдела капитального строительства). Мусихина, бывшего начальником ОКСа, передвинули в главные механики металлургического цеха, А папу, бывшего этим самым главным механиком, перевели заместителем начальника Технического отдела. Он не хотел, но что было делать? Я училась во 2-м классе, а Наташа сидела дома с мамой. Мама не работала, потому что Наташу не с кем было оставить, а в садик она ходить не могла из-за слабого здоровья.

Папу я обожала, и мне казалось, что он тоже меня любил. До этого времени он никогда даже не повышал на меня голос, видимо, я была послушной дочерью, и это его устраивало. Но я росла, и с каждым годом число степеней моей свободы увеличивалось. Я начала кое-что делать, не спрашивая ни у кого разрешения. Я начинала возражать, если мне предлагали что-то, что мне не нравилось.

Однажды, это было летом 1955 года, мы с подругами пошли на станцию Узловую, которая находилась в начале нашей Октябрьской улицы, напротив проходной медьзавода. Мы ходили туда смотреть на паровозы и собирать блестящие камушки пирит

В тот день мы пошли вдоль узкоколейки и зашли довольно далеко, и вдруг налетела гроза. Пережидая грозу, мы спрятались под крышей какой-то будочки, но всё равно промокли.

Я заявилась домой мокрая и грязная, мама меня немного поругала за то, что я ушла, не сказав, куда иду, потом переодела, напоила горячим чаем. И я думала, что этим всё и закончится. Но пришёл с работы папа, и маленькая моя сестричка, ябеда, доложила папе, что я в грозу бегала на Узловую без спроса. Папа очень рассердился. Сейчас-то я его понимаю, после смерти Саши он особенно боялся, что с нами что-нибудь случится.

Но тогда я очень обиделась на него. Он НАКАЗАЛ меня, он велел мне стать в угол. Я встала в коридоре лицом к голландке и стояла так довольно долго. Стало уже совсем темно, а я всё стояла. Мама несколько раз подходила ко мне и просила, чтобы я пошла к папе и извинилась. Но я не хотела этого делать, я не хотела извиняться, я не чувствовала себя виноватой. Мама ходила от меня к папе, и я слышала, как папа кричал на неё, повторяя, что это она "восстанавливает детей против него".

В конце концов, меня сломали: мама - своими слезами и папа - своими криками на маму. Я пошла извиняться. Но тут он заупрямился, он решил, что я ещё недостаточно осознала свою вину. Он заставил меня ТРИЖДЫ делать подходы, долго-долго говорил мне о том, КАК я виновата, довёл до слёз, а потом протянул руку (Я как сейчас помню папину широкую руку с крепкими пальцами - я так её любила!) и сказал: "Давай мириться". Ритуал примирения был таков: мы сцепляли мизинцы и говорили в голос:

Не знаю, откуда он взял эту присказку, наверное, из детства.