И опять поиски работы.

Я пошёл в паровозное депо. Там ремонтировали паровозы. Инженеры не требовались, сохранились старые кадры, освобождённые от мобилизации по броне. Рабочим - пожалуйста, если … медики разрешат.

- А медики-то причём? - спрашивал я. - Не в армию берёте.

- А затем. Случись с тобой что-нибудь… попадёшь под колёса, например, или под ремень в станок - нам отвечать. А так ответит медицина, она допустила до работы. Техника безопасности!

- Обезопасились, значит, - я покачал головой беззлобно, но осуждающе.

Поборов нежелание, прикусив губу - до того не хотелось - пошёл я на ткацкую фабрику.

- Механики нам требуются, тем более, ремонтники. А вы кто: инженер или техник? - спросили в отделе кадров.

Я ответил, что и конструировал, и ремонтировал машины. Три курса Харьковского политехнического одолел.

- А что у вас с рукой? Больная?

- Нет у меня руки.

- С одной рукой вам у нас делать нечего. С двумя и то не управляются, хоть три руки имей, - рассмеялись кадровики.

- Врачи обещали: вырастет новая рука через восемнадцать дней, - невесело пошутил я. - Вот тогда, значит, и приду к вам.

 

Надо было устраиваться на серьёзную работу. Брат Александр помог. У него в Главке были связи. Обратился он к Миронову Александру Алексеевичу, никельщику. Тот был тогда начальником Главного управления никелевой и кобальтовой промышленности. Вся моя довоенная жизнь была связана с предприятиями цветной металлургии, так что я им подходил.

 

 

Я вскочил в сени, рванул дверь.

- Катя! Телеграмма! Смотри! - совал я в руки перепуганной жене телеграмму. - Приглашают на работу! На работу, Катя! На работу!

- Слава тебе, Господи, - только и смогла вымолвить Катя.

- Поеду, - продолжал я. - Работать хочу. Заберу вас, как только получу квартиру.- Нет, - решительно сказала Катя. - Ехать - так всем, не ехать - так никому. Я с детишками выеду сразу, как придёт твоя телеграмма о месте назначения.

- Что мне с тобой делать? - смеялся я. - Мне нравилась Катина решительность, - Дадут место в мужском бараке. А вас куда?

- Ты будешь в мужском бараке, а я с детьми - в женском.

- Буду проситься на конструкторскую работу. Соскучился, во сне вижу кульман, рейсшину и бумагу "александрийку" с кохиноровскими карандашами.

- А я могу работать копировщицей.

В конце концов вышло по-моему. Жить в бараке с больным Шуриком, маленькой Леночкой... я не мог этого допустить.

 

Катя купила для меня билет в кассе и стояла там, возле окошечка маленькая и потерянная. Уже прозвонил колокол, извещая о выходе поезда с последней станции.

Я обнял жену.

Подошёл с грохотом поезд, обдав стоящих на перроне дымом и снежной пылью. Я едва успел поцеловать Катю и забросить чемодан, как поезд тронулся.