Насмешки и недоверие сопутствовали моей репутации всезнайки и фанатика. Однако подули и другие ветра. Пластинчатый питатель типа танковой гусеницы, будучи изготовлен и установлен в Подбункерной Галерее вместо старины "Роббинса", заявил о себе во весь голос. Дробильщики требовали заменить все "Роббинсы". Про новинку прознали и здесь, на Урале, и в Сибири. Посыпались просьбы с других заводов прислать рабочие чертежи питателя. Росло число моих сторонников.

 

- Всё один ратоборствуешь? - говорил Елисеев, заходя в Конструкторский отдел. - Сам намечаешь, что и как делать, сам конструируешь, сам эскизики готовые выдаёшь. А подчинённые только перечерчивают послушно и бездумно. Не так, скажешь?

- Пока так, - нехотя отвечал я, не желая отвлекаться от захватившей меня новой идеи. Сейчас в моей голове рождается очередная идея, как спасти от разрушения электромоторы на шаровой мельнице "Греппель".

Я полдня простоял перед мельницей, наблюдая за её работой. Тогда же пришла мне в голову такая мысль: надо перед электродвигателем и приводом мельницы поставить амортизирующее устройство - особую муфту, которая гасила бы как радиальные, так и аксиальные биения. Мощность двигатели велика, свыше ста киловатт. Нужно, чтобы устройство было простое и прочное. "А что если использовать многослойную резиновую ленту?" - мелькнула догадка.

- Над чем колдуешь? - спросил Елисеев.

Я машинально набрасывал на листке бумаги тарельчатое соединение двигателя и привода.

- Да вот, муфту хитрую изобретаю, - ответил я, продолжая наносить все новые и новые линии на эскиз.

- Басов, Басов и Басов, Нет сотрудников-конструкторов, есть один Басов, маг и волшебник, - продолжал Елисеев. - Ну, знаем, что ты многое можешь, знаем, что ты талантлив, энергичен и трудолюбив - всё знаем и принимаем. Но не подменяй ты собой коллектив, а то…

- Всё! Готово, Иван Семёнович! Муфта! - воскликнул я, указывая на эскизный набросок. - Да вы смотрите! Теперь больше ни один мотор не выйдет из строя.

- Молодец, Архимед, - похвалил меня Елисеев.

 

Скоро, очень скоро придёт ко мне одно единственное выражение моего творческого "я", которое сольёт воедино все прежние и ввергнет меня в вечную каторгу, которой не будет конца, и которая определит окончательно весь мой дальнейший жизненный путь. Это писательство.