|
|
| Басов Сергей |
ТЫ ПОМНИШЬ, ТОВАРИЩ... |
30 |
|
|
|
Глава двенадцатая
Пятую неделю под Куяшом шли позиционные бои с орудийными дуэлями и ружейной перестрелкой. Куяшские "ворота" были намертво закрыты для белых. Вечерами, когда шум боя замирал, на смену ему начинал "петь" неистовый лягушачий хор из осоки.
В один из таких июльских вечеров Тоушканов возвращался из лазарета, куда ходил навестить Кузнечика, раненого в руку в Сарах. Решил проведать и Кучина. Друг его с пулемётом стоял на стыке с ротой интернационалистов.
У перелеска, где располагались интернационалисты, звучала весёлая музыка.
Тоушканов подошёл поближе, остановился.
У прошлогодней поленницы стоял Янош, высокий, красивый мадьяр, и извлекал из гитары забористую мелодию танца. В круге шли каждый своим танцем низкорослый крепыш китаец и стройный белокурый серб.
- Чан! Гергей! Плёхо! Бельи ви черти! Плёхо! Не так! - кричал Янош.
Из землянки к ним спешил товарищ Яноша. Тот передал ему гитару, а сам, подойдя к китайцу, стал учить его.
Белые ненавидели интернационалистов. В недавних боях онуфриевцы и интернационалисты нанесли белым страшное поражение, после которого те долго не могли оправиться.
В том бою поведение Кучина поразило Тоушканова.
Когда показались густые цепи белых, Кучин приподнялся над пулемётом и рассматривал наступающих так, как если бы выискивал там своих давнишних знакомых.
Раздалась команда: "Огонь!"
Кучин недобро усмехнулся и стал стрелять. Деловито шуршала пулемётная лента. Стреляные гильзы со звоном вылетали и ложились горкой. Номерные в окопчике, пригнувшись, работали без суетливости, буднично, набивая ленты.
Полегли первые ряды белых, срезанные ружейно-пулемётным огнём. Показались вторые, третьи, четвёртые. Их били, а они всё шли, падали - и шли. Этот бой длился несколько часов.
Так бывает в тайге: на ночной костёр вдруг налетают тучами жуки. Они падают в огонь, падают - трещат, падают - сгорают. Пламя мигает, костёр шипит, словно его заливают водой, не успевая переработать в копоть и пепел этот поток.
В окопах онуфриевцев и интернационалистов полно раненых - не пройти. Тоушканов ползал по траншеям от пулемёта к пулемёту и всякий раз возвращался к Кучину.
Всё внимание Кучина поглощала закипающая вода в кожухе "Максима". Он не отошёл, когда дрогнули бойцы, он не видел, как они отползали. Не видел и того, что они вернулись в окопы, после того как из рощи выскочили орудийные упряжки, подскакали к окопам, развернулись на прямую наводку по белым.
Картечь со скрежетом накрыла цепи врага. А Кучин всё работал своим пулемётом. "Ну вот, - думал Тоушканов, - теперь ему и "Кольт" доверить можно.
В тот же вечер Тоушканов, спустившись в ложок и подходя к землянке пулемётчиков, услыхал голос Кучина:
- Самое главное в бою - это знать твёрдо, за что ты бьёшься. Знаешь… Тогда пусть тысячи врагов идут на тебя, рука не дрогнет.
- Здравствуй, Санька, - сказал Кучин, приподняв одеяло, заменявшее дверь и впуская Тоушканова в землянку. - Ну, рассказывай, как там наши больные?
- Кузнечик выздоравливает.
- А Королёв?
- Завтра на выписку.
- С таким врачом, да не вылечиться, - сказал Хасан и хитро подмигнул Тоушканову. - Давеча видел Настю, поженятся они вот-вот.
Разговор перешёл на Кузнечика. Мать его пропала при отступлении из Саров. И все думали, как теперь поступить с мальчиком.
 |
30 |
 |
